К удивлению Дзержинского, Владимир Ильич не очень сопротивлялся. Он и сам считал полезным и нужным выступить перед руководителями чекистских органов. Чрезвычайные комиссии были одними из наиболее четко работающих и дисциплинированных частей советского государственного аппарата, наиболее близкими к партии по своему составу; ни в одном ведомстве, кроме ЧК, не было такого положения, чтобы все руководящие работники были коммунистами. И Владимир Ильич решил привлечь аппарат чрезвычайных комиссий к решению огромных по сложности и трудности задач хозяйственного строительства, вставших перед разоренной долгими годами войны страной.
Когда смолкли овации, вызванные появлением Ленина в президиуме и на трибуне, он коротко обрисовал внутреннее и международное положение Советской России.
- Коренное изменение состоит в том, что главные силы белогвардейской контрреволюции сломаны после поражения Юденича и Колчака и после победы над Деникиным, - говорил Ленин. - ...Но более чем вероятно, что попытки тех или иных контрреволюционных движений и восстаний будут повторяться, и... нам по-прежнему надо сохранить полную боевую способность к отражению врага... Сохраняя эту боевую готовность, не ослабляя аппарата для подавления сопротивления эксплуататоров, мы должны учитывать новый переход от войны к миру, понемногу изменяя тактику, изменяя характер репрессий.
Владимир Ильич говорил о "бескровном фронте труда". Теперь этот фронт выдвигается на первый план с точки зрения строительства и укрепления рабоче-крестьянской власти и восстановления разрушенного хозяйства.
- ...Главный кризис у нас сейчас - транспортный... В настоящее время наш транспортный кризис доходит до того, что железные дороги грозят полной остановкой. - Владимир Ильич не хотел скрывать от чекистов всю тяжесть положения на транспорте, близкого к катастрофе. Ленин говорил чекистам, что решающее условие для восстановления транспорта - повышение сознательности масс и укрепление дисциплины.
- ЧК должны стать орудием проведения централизованной воли пролетариата, орудием создания такой дисциплины, которую мы сумели создать в Красной Армии.
ЧК должны опираться на коммунистические ячейки, на профсоюзы - объединить свою работу с пропагандой и агитацией, вызвать в массе железнодорожников сознательное отношение к борьбе...
Владимир Ильич закончил свою речь пожеланием в новой работе таких же побед, каких достигли в области вооруженной борьбы1.
Ленинские указания были воплощены Дзержинским в положении о транспортном отделе ВЧК, одобренном конференцией. Особое внимание уделялось тесному ион-такту транспортного отдела ВЧК с Народным комиссариатом путей сообщения (НКПС), оказанию содействия органам путей сообщения, недопущению вмешательства отдельных лиц и организаций в дела транспорта и предотвращению нарушения нормального движения.
После конференции Дзержинский пригласил к себе начальника транспортного отдела ВЧК Фомина.
- На последнем заседании Совета рабоче-крестьянской обороны, изыскивая источник тех сил, которые можно двинуть на транспорт, меня спросили, не может ли ВЧК уделить известный процент ответственных работников. Я сказал, что это наша прямая обязанность. Так вот, Василий Васильевич, речь идет о том, чтобы вас назначить заместителем наркома путей сообщения. Вы, как никто другой, знаете все недостатки и слабые места транспорта, вам и карты в руки. А мы вам поможем, отдадим для непосредственной работы на транспорте всех бывших железнодорожников, работающих в Чека.
Фомин понял, что вопрос о его назначении уже решен в ЦК и отказываться бесполезно.
- Но отдать чекистов на транспорт - этого еще мало, я прошу, чтобы и ВЧК усилила свою помощь транспорту.
- Вот это деловой разговор, - засмеялся Дзержинский, - я думаю, что мы с вами, как с новым заместителем наркома, сумеем наладить тесный контакт. Кстати сказать, вы знаете, что Совнарком несколько дней назад образовал чрезвычайную комиссию по борьбе со снежными заносами на железных дорогах и назначил меня ее председателем. Как председатель Чрезснегпути, нарком внутренних дел и председатель ВЧК я уже отдал распоряжение о выделении пятидесяти процентов личного состава войск внутренней охраны на расчистку путей, а чрезвычайные комиссии обязал взять под свой контроль выполнение всех распоряжений советских органов по борьбе со снежными заносами. Вот вам и конкретная помощь ЧК транспорту!
В этот вечер долго просидели вместе Дзержинский и Фомин, обсуждая, что надо сделать, чтобы быстрее справиться с транспортным кризисам.
К Дзержинскому пришел его заместитель по Особому отделу ВЧК Менжинский. По его лицу нетрудно было догадаться, что он чем-то очень озабочен. Так оно и было.
- Феликс Эдмундович, в ВЧК за последнее время усилился поток жалоб от руководителей советских учреждений и хозяйственных организаций. ЧК нарушают декрет от 14 декабря 1918 года о порядке ареста специалистов. Не предупреждают руководство о предполагаемом аресте сотрудников этих учреждений и, таким образом, лишают возможности подготовить замену на место арестованных. Это, конечно, расстраивает работу, наносит ущерб общему делу. Я считаю, - продолжал он, - что сейчас такая практика особенно недопустима...
Вячеслав Рудольфович Менжинский, член партии с 1902 года, профессионал-революционер и в прошлом партийный журналист, в период подготовки Октябрьского вооруженного восстания работал в бюро военных организаций большевиков. Еще 7 (20) декабря 1917 года Совнарком включил его в первый состав коллегии ВЧК, ио тогда Менжинский не успел приступить к этой работе; его перебросили сначала в Наркомфин, затем на дипломатическую работу и только в сентябре 1919 года снова направили в ВЧК.
Дзержинский хорошо знал Вячеслава Рудольфовича и очень ценил его широкую эрудицию и необыкновенный оперативный талант; Менжинский мог по первичным материалам безошибочно определить, что за ними кроется - серьезное дело или они выеденного яйца не стоят. Кроме того, он был еще и полиглот, знал добрую дюжину иностранных языков.
Феликс Эдмундович очень обрадовался приходу в ВЧК Менжинского и всегда внимательно прислушивался к его мнениям и предложениям.
- Согласен с вами, Вячеслав Рудольфович. Страшная эта вещь - сила привычки. На конференции много говорили об изменении методов работы, а действуем все еще по старинке: сначала арестуем, а потом уже разбираемся.
- Надо поставить вопрос шире, - продолжал Дзержинский. - Прежде чем арестовать того или иного гражданина, пусть подумают и выяснят, нужно ли это. Часто можно, не арестовывая, вести дело особенно по должностным преступлениям. Этим ЧК достигнут того, что будут арестованы только те, коим место в тюрьме, и не будет ненужной и вредной мелочи, от которой только одни хлопоты. Загромождение чека всякой мелочью лишает их возможности заниматься серьезным делом...
Менжинский, обладавший замечательной памятью, постарался дословно включить эти слова Дзержинского в проект приказа.
Прежде чем его подписать, Феликс Эдмундович добавил еще один пункт; "Председатели ЧК, отвечая перед ВЧК и Советской властью за работу своих учреждений, а также и члены коллегии ЧК обязаны знать все декреты и ими в своей работе руководствоваться. Это необходимо для того, чтобы избежать ошибок и самим не превратиться в преступников против Советской власти, интересы коей мы призваны блюсти".
25 апреля 1920 года белополяки начали наступление на Украину и Белоруссию. Главный удар польские войска наносили по 12-й и 14-й советским армиям, стремясь разгромить их и захватить Украину.
А в Крыму изготовился к удару во фланг, и тыл войск Юго-Западного фронта генерал Врангель. Польша и Врангель получали щедрую помощь от Антанты, По образному выражению Ленина, это были две руки международного империализма. Империалисты надеялись, что Советская республика, ослабленная и разоренная гражданской войной, не выдержит этого нового комбинированного удара.
Украина, лишь недавно освобожденная от деникин-цев, петлюровцев и иных белогвардейцев, кишела крупными и мелкими бандами. Батька Махно и "атаманы" помельче рангом нападали на железнодорожные станции и поезда, громили советские учреждения и склады, срывали продразверстку. А в самих советских учреждениях проникшие туда белогвардейские офицеры, сынки помещиков и фабрикантов, торговцы и интеллигенты из эсеров и меньшевиков саботировали чуть ли не в открытую, делали все, чтобы расстроить работу советского аппарата.
Таково было положение в тылу армий Юго-Западного фронта, отступавших с тяжелыми боями перед вчетверо превосходящими их силами врага. Но уже прибывали на Юго-Западный фронт подкрепления, двинутые туда по указанию Центрального Комитета партии, и в их числе Первая Конная армия и знаменитая 25-я Чапаевская дивизия. А для укрепления тыла Юго-Западного фронта 26 апреля 1920 года Политбюро ЦК РКП (б) принимает решение о направлении на Украину Дзержинского.
Феликс Эдмундович выехал туда не сразу. Он знал, что молодые чрезвычайные комиссии на Украине остро нуждаются в работниках, нужно укрепить и войска внутренней охраны. "Один в поле не воин", - Дзержинский решает взять с собой большую группу московских чекистов и сильный отряд войск внутренней охраны (ВОХР).
- Прошу вас немедленно и в самом срочном порядке заняться комплектованием нашей украинской экспедиции, - говорил Дзержинский верному "начальнику штаба" ВЧК Ксенофонтову и начальнику войск внутренней охраны Корневу, вернувшись с заседания Политбюро.
- Я целиком полагаюсь в этом деле на вас, так как завтра в Совнаркоме мой доклад по делу кооператоров, а затем засяду за последние приготовления к Всероссийскому первомайскому субботнику. Субботник в таком масштабе проводится впервые, и Владимир Ильич придает его организации первостепенное значение.
"Превратить международный пролетарский праздник 1 мая, выпадающий в этом году на субботу, в грандиозный Всероссийский субботник", - записал в своих решениях IX съезд РКП (б) 2.
Организация субботника была возложена на Феликса Эдмундовича Дзержинского как на председателя Главком-труда 3 - была у него и такая должность.
К большой радости Дзержинского, субботник повсюду прошел с большим успехом. В Москве вместе с кремлевскими курсантами работал Владимир Ильич, а "всесоюзный староста" - Председатель ВЦИК Михаил Иванович Калинин отработал смену за станком на заводе Михель-сона. Участие их в субботнике придало ему особо праздничный характер.
Дзержинский приехал в Харьков 5 мая. Вместе с ним прибыл целый эшелон, 1400 человек - московские чекисты, командиры и бойцы войск внутренней охраны.
На перроне их встречали председатель Всеукраинской чрезвычайной комиссии и начальник особого отдела Юго-Западного фронта Манцев, сотрудники ВУЧК, Народного комиссариата внутренних дел Украины, харьковского сектора ВОХР 4, особисты, представители центральных я харьковских организаций.
Феликс Эдмундович сердечно поздоровался с Манцевым и тут же дал ему нагоняй за пышную встречу. Феликс Эдмундович терпеть не мог никакой помпезности.
- Я же не виноват, что у вас так много должностей, - посмеивался Василий Николаевич, - вот все подчиненные и явились встречать свое начальство. Ничего не поделаешь...
16 мая делегаты IV Всеукраинского съезда Советов с волнением слушали приветственную речь Дзержинского, выступавшего от имени ВЦИК.
- Товарищи! Два с половиной года революции и долгие годы борьбы с царским режимом спаяли нас в единое целое, и сейчас, когда польские паны, холопы международного империализма напали на братскую Украину, нот того города России, нет того уголка и того уезда, где во всеобщем порыве все не спешили бы на помощь в крова- вой борьбе для поддержки рабочих и крестьян Украины.
В конце съезда президиум предложил направить Ленину и Калинину телеграмму с выражением стремления трудящихся Украины к единству с Советской Россией в борьбе с белополяками.
Неожиданно поднялся кряжистый дядька в крестьянской свитке, с сивыми обвислыми усами.
- Це добре, - пробасил он так, что каждое его слово хорошо было слышно во всем огромном зале, - а тиль-ки прошу к адресу дописать "и товарищу Дзержинскому".
Так и была принята под дружные аплодисменты делегатов приветственная телеграмма в три адреса - Ленину, Калинину и Дзержинскому.
В съездовские дни в Харькове проходили многочисленные митинги и собрания. На один из таких митингов в театр "Миссури" зашел молодой инженер Бардин.
Много лет спустя Иван Павлович Бардин станет знаменитым ученым, академиком и запишет в своих воспоминаниях: "Тот вечер не сотрется в памяти. Я не забуду этот митинг в тускло освещенном зале, где слова большого человека взывали к сердцам людей, заставляли их кипеть гневом, воспламеняли надежду. Я не забуду образ Дзержинского, глубоко запавший мне в душу образ храброго воина с несокрушимой волей и всепобеждающей верой в великую правду, которую он убежденно и гордо нес впереди себя, как боевое знамя... Что-то важное, большое совершилось во мне в тот вечер. Я понял, что не только рассудком, сердцем приобщаюсь к новой жизни".
Прошла неделя, другая, и Феликс Эдмундович заметил, что он по горло загружен работой, не имеющей, казалось бы, прямого отношения к борьбе с контрреволюцией и бандитизмом. Впрочем, как посмотреть. Разве общая внутренняя политика, проводимая Советской властью на Украине, не отражается на отношении местного населения к батьке Махно и петлюровскому подполью? И Дзержинский входит в состав комиссии по определению внутренней политики УССР и делает доклад о ее работе на заседании Политбюро КП(б)У.
Но чтобы на местах эта политика проводилась правильно и не было искривлений партийной линии, нужно очистить партийные организации от проникших в них случайных и даже чуждых людей. И ЦК РКП (б) возла- гает на Дзержинского и Артема (Сергеева) ответственность за работу по перерегистрации членов Компартии Украины.
Каждый день все новые обязанности. ЦК КП(б)У вводит его в комиссию по сокращению штатов центральных и местных советских учреждений; он член комиссии по улучшению продовольственных заготовок, а Всеукрком-труд постановляет: "совместно с т. Дзержинским пересмотреть все свои постановления..."
Ксенофонтов получил письмо от Дзержинского. Сначала шли разные текущие дела: информация о положении дел на Украине, поручения. В конце Феликс Эдмундович писал: "Меня прельщает мысль остаться здесь на более продолжительный срок, не для гастролей. Осев здесь и имея опору в ЦК РКП, я мог бы в продолжение 2-3 месяцев дать возможность окрепнуть ЧК", и просил поставить этот вопрос на рассмотрение ЦК.
Иван Ксенофонтович почесал переносицу и тяжело вздохнул. Было бы лучше, думал он, если бы Феликс Эдмундович поскорее вернулся в Москву, особенно сейчас, когда ВЦИК и Совет Труда и Обороны ввели военное положение почти во всех губерниях европейской России и постановили придать военному положению "самый решительный и непреклонный характер". Но Феликсу Эдмундовичу виднее. Чего-чего, а от трудностей и опасности он не бегает. Значит, там, на Украине, важнее всего сейчас присутствие председателя ВЧК.
Ксенофонтов еще раз вздохнул и принялся составлять записку в ЦК.
Письмо от мужа получила и Софья Сигизмундовна. "...А я собой недоволен, - писал Феликс. - Вижу и чувствую, что мог бы дать больше, чем даю... Надо уметь работать так, чтобы ежедневно давать отдых мыслям, нервам. Я пишу об этом, часто думаю, но знаю, что это для меня лишь благие пожелания. Нет у меня соответствующего характера". "Вероятно, я должен буду остаться здесь на более продолжительное время, пока ЦК не отзовет меня обратно в Москву..." - писал он далее, а в конце спрашивал: "Как быть тогда с тобой и Ясиком?"
Софья Сигизмундовна улыбнулась. Ведь знает прекрасно, что она, коммунистка, не может и не будет возражать, если партия найдет нужным задержать его на Украине. И разве впервые ей провожать его на боевые дела, а самой оставаться с Ясиком?
- Этого не может быть! - воскликнул Роберт Петрович Эйдеман, когда ему сказали, что он должен сдать должность Дзержинскому. Он же нарком, член правительства, и вдруг будет подчинен реввоенсовету одного из многих фронтов, командующему, даже начальнику штаба фронта?!
- И тем не менее это так, - сказал член Реввоенсовета и протянул Эйдеману приказ от 29 мая 1920 года о назначении Дзержинского Феликса Эдмундовича начальником тыла Юго-Западного фронта.
Приказ - это уже не разговор, тут ошибки быть не могло, и все-таки это назначение плохо укладывалось в голове Эйдемана, привыкшего к воинской субординации. Он пожал плечами.
- Вы не знаете Феликса ЭдмунДовича, - сказал Манцев. Кроме руководства особым отделом, он по совместительству был заместителем начальника тыла фронта и присутствовал при разговоре. - Дзержинского не интересует должность или кто кому будет подчинен. Для него важно одно - дело.
Когда Эйдеман вернулся в управление тыла, Дзержинский был уже там. Передача дел состоялась немедленно. Знакомиться с работниками ему не было необходимости. Он бывал в управлении почти ежедневно и до своего назначения; помогал им разбираться в крайне сложной обстановке борьбы с политическим бандитизмом.
А спустя несколько дней начальник штаба тыла Мар-музов доложил о том, что окруженная накануне банда прорвалась и ушла из-под удара почти без потерь.
- К сожалению, это довольно обычная история, у нас не хватает сил, чтобы сделать окружение достаточно плотным. Кроме того, у нас пехота, а бандиты все на конях и на тачанках, - отвечал Мармузов на вопрос Дзержинского о причинах срыва операции.
Феликс Эдмундович засел за изучение структуры, численности и дислокации войск тыла фронта. Вместе с Ман-цевым и Мармузовым тщательно анализировал проведенные за последнее время операции. Затем созвал на совещание работников штаба тыла и штаба харьковского сектора ВОХР.
- Политический бандитизм захлестывает целые районы, кулацкие банды образуют как бы мост между насту- лающими поляками и Врангелем. А мы пока что очень слабо этому противодействуем. Об этом говорят результаты наших операций. Необходимо изменить как организацию, так и тактику борьбы с бандитизмом. Разве это нормально, когда войска, выделяемые для борьбы с бандами на участках 12, 13 и 14-й армий, подчиняются командующим армиями, а не начальнику тыла фронта, действуют разрозненно, без единого плана? Каждый стремится не к уничтожению банды, а лишь к тому, чтобы выбить ее со своего участка... к соседу!
Попытки окружения банд малыми силами тоже ничего не дают. Мы должны создать сильные маневренные группы, способные преследовать банды до полного их уничтожения, - продолжал Дзержинский.
- А где взять кавалерию?
- Все организационные вопросы, товарищ Мармузов, я беру на себя. А вы вместе со штабом ВОХР займитесь разработкой единого плана ликвидации бандитизма в тылу фронта...
К Ксенофонтову пришел начальник войск ВОХР Корнев.
- Не знаю, как быть. Опять Феликс Эдмундович хочет нас "ограбить". Сразу по прибытии в Харьков потребовал "для первых энергичных мер" направить в его распоряжение батальон МЧК. Направили. К 10 июня перебросили на Украину из центральных губерний еще десять батальонов войск ВОХР. Сейчас требует восемьсот кавалеристов.
- Ну и что ж?
- Боязно как-то. Ведь только недавно ликвидировали крупное восстание в Мензелинском, Чистопольском, Бу-гульминском и Бугурусланском районах. Сами ориентируете, что и в других местах неспокойно, а тут - гони все на Украину!
Ксенофонтов ответил не сразу. Помолчал, подумал, побарабанил пальцем по столу.
- Вот что, товарищ Корнев, - наконец сказал он, - ты человек военный и лучше меня знаешь, что приказы не обсуждаются. Вот и действуй. Как-нибудь обойдемся.
Уже через неделю Корнев доложил Дзержинскому, что от каждого сектора ВОХР направлено в Харьков по 200 кавалеристов.
Реввоенсовет Юго-Западного фронта тоже поддержал Дзержинского. Был издан приказ подчинить начальнику тыла фронта все части, выделенные в распоряжение тылов армий. Реввоенсовет обязал командующих армиями при борьбе с бандитизмом строго придерживаться общего плана действий, выработанного начальником тыла фронта, не допуская без его согласия вывода частей с внутреннего на внешний фронт. В распоряжение Дзержинского передавалось авиазвено, бронепоезда и необходимое количество вооружения и боеприпасов.
Действия по единому плану и под единым руководством, ликвидация ведомственной разобщенности и распыления сил - таков был один из организационных принципов работы Дзержинского. Этот принцип лежал в основе его работы по обеспечению тыла Юго-Западного фронта. Дзержинский подчинил части ВОХР и железнодорожной обороны начальникам тыла губерний, обязывая командиров без всякого промедления исполнять их приказы.
13 июня Феликс Эдмундович подписал приказ о создании первой легкой подвижной ударной группы для преследования банд Махно, а вскоре были созданы еще пять сильных маневренных отрядов.
Очень скоро "батьки" и "атаманы" почувствовали на своей шкуре все те изменения, которые внес Дзержинский в организацию и тактику борьбы с бандами.
Теперь на стол к Мармузову все чаще и чаще ложились сводки не о выходе банд из боя, а об их уничтожении.
Как-то при очередном докладе Мармузов спросил Дзержинского, не служил ли тот раньше в армии и чем доводилось ему командовать.
Феликс Эдмундович рассмеялся.
- Служить в армии до революции не приходилось. Тюрьма мешала. Но вот уже два с лишним года, как я руковожу войсками внутренней охраны республики, которые несут основную тяжесть борьбы с бандитизмом по всей стране. Так что в этом деле у меня есть опыт. А потом я же не один. И в штабе тыла, и в штабе ВОХР мне помогают военные специалисты...
Феликс Эдмундович побывал в политсекции, созданной при политотделе 13-й армии.
Основная задача секции сводилась к широкой устной и печатной агитации против махновщины среди населе- ния и в частях, занятых борьбой с бандитизмом, организации на территории, очищенной от бандитов, местных партийных и советских органов.
По инициативе Дзержинского ЦК КП(б)У и Реввоенсовет фронта создали политотдел при штабе тыла и политсекции во всех армиях.
- Для достижения полной согласованности действий военных органов и органов гражданского управления мне хотелось бы создать при начальниках тыла постоянные совещания. Их цель - взаимное ознакомление с состоянием дел на внутреннем фронте и оказание полного содействия управлениям тылов фронта в борьбе с бандитизмом и контрреволюционными выступлениями.
Так говорил Дзержинский председателю ЦИК УССР Г. И. Петровскому. Григорию Ивановичу идея такого тесного взаимодействия военных и гражданских властей понравилась. Вместе они наметили состав совещания. В него должны были войти представители ЦК КП(б)У, Наркомвнудела, Наркомпрода, особого отдела фронта, ВУЧК, ближайшего окружного военного комиссариата, политотдела фронта и комиссии по борьбе с дезертирством. Согласовали с ЦК и вместе подписали приказ о ежедневном созыве таких совещаний.
Разоружение населения, наведение порядка на транспорте требовало все новых сил, а между тем части, выделенные для охраны тыла, постепенно отзывались командованием фронта для непосредственного участия в боях с белополяками.
Настал день, когда на приказание командующего фронтом о выделении из войск тыла новых частей для направления на передний край Дзержинский вынужден был ответить, что тыловых частей, приданных ему из войск действующей армии, больше не осталось, а части ВОХР (кроме уже направленных на фронт) при существующей ситуации на Украине передать на внешний фронт невозможно.
Чем меньше оставалось сил, тем напряженнее становилась работа управления начальника тыла. Быстрее реагировать на изменение обстановки, быстрее маневрировать, быстрее снабжать части ВОХР всем необходимым. Быстрее, быстрее, быстрее... - требовал Дзержинский от своих сотрудников и сам работал с величайшим напряжением.
- Предоставляю вам право, - говорил он начальни- нам управлений и отделов, - задерживать сотрудников сверх установленных часов работы до тех пор, пока вся порученная им работа не будет выполнена, и перераспределять сотрудников между отделами, чтобы обеспечить срочное выполнение наиболее важных заданий.
А вам, - Дзержинский обратился к начальнику снабжения, - необходимо учитывать, что подобная работа потребует исключительного напряжения сил и не может протекать в условиях хронического недоедания, поэтому позаботьтесь, чтобы сотрудники получали полный фронтовой паек, и снабдите столовую более питательными продуктами.
Насчет фронтового пайка приказа Чусоснабарма 5 не было, и Дзержинский подписал такой приказ под свою ответственность.
Сотрудники управления тыла поражались работоспособности и неиссякаемой энергии, которую носил в себе этот физически измученный человек.
- Аккумулятор какой-то! - говорил Мармузов.
В Харькове жили жена его брата Владислава Софья Викторовна Дзержинская с дочерью Зосей. В первые дни после приезда в Харьков он привел их к себе на работу и долго с ними разговаривал.
В одно из воскресений Дзержинский в сопровождении своего курьера Григория Сорокина отправился к родственникам.
В подъезде им встретилась пожилая женщина. Она с трудом тащила полное ведро с водой.
- Хорошая примета! - приветливо улыбнулся ей Дзержинский. - Вы не знаете, где тут живут Дзержинские?
Женщина оказалась соседкой Софьи Викторовны - активная участница революционного движения, человек от природы сдержанный, она неожиданно для себя разговорилась с Феликсом Эдмундовичем, рассказала ему о себе - таково было его умение говорить с людьми, располагать их к себе.
Когда Розалия Моисеевна нагнулась за ведром, Дзержинский опередил ее.
- Позвольте, я помогу вам, а вы покажите нам дорогу.
И они отправились вверх по лестнице. По дороге Розалия Моисеевна продолжала рассказывать. Феликс Эд-мундович узнал от нее о том, как трудно сводить концы с концами Софье Викторовне.
Сорокин несколько раз пытался отобрать ведро у Дзержинского.
- Господи! Да нельзя же вам такую тяжесть, - чуть не плача, умолял он.
- Нет, голубок! Теперь уже поздно! Надо быть галантным и вовремя догадаться помочь женщине, - смеялся Феликс Эдмундович.
Софьи Викторовны и Зоcей не оказалось дома. Когда они вернулись, то нашли на двери записку: "Был у вас, но увы! не застал вас. Ваш Феликс".
Несколько дней спустя явился Сорокин. Принес Софье Викторовне письмо от Дзержинского.
"Дорогая Зося! Прости, что сам не захожу, но совершенно не хватает времени. Посылаю своего Сорокина, это мой курьер и одновременно друг, который здесь обо мне заботится. Не могу простить себе, что я не догадался до сих пор спросить тебя, в каких условиях вы живете.
Очень прошу тебя, скажи Сорокину, я был бы счастлив, если бы мог вам в чем-либо помочь! Сорокин знает Ядвисю 6 и жену мою, и он сможет рассказать тебе о их жизни и моей.
Вместе с письмом Сорокин передал материал на белье.
А потом был семейный обед у Феликса Эдмундовича. Хозяйничать он попросил племянницу, а сам беседовал с Софьей Викторовной. Вспоминали молодость, потом "Бу-тырки", куда Софья Викторовна приходила его навещать, расспрашивал о ее жизни в Харькове. Дзержинского интересовали экономические вопросы: как растут цены, много ли перекупщиков-спекулянтов, что везут крестьяне и что предпочитают: продавать за деньги или выменивать, и на что преимущественно, и какие деньги предпочитают - совзнаки или царские кредитки?
Появление на Украине грозного председателя ВЧК повергло в бешенство и растерянность контрреволюционное подполье.
Феликс Эдмундович рассказал Софье Викторовне и Зосе, что спустя несколько дней после его приезда, ранним утром, когда он вышел из машины у подъезда ЧК, к нему подскочила молодая женщина: он ожидал услышать какую-нибудь просьбу, но, увидев озлобленное лицо, понял, в чем дело. А она уже целилась в упор из револьвера. Не спуская с нее взгляда, он мгновенно отвел голову в сторону. Это его и спасло.
- Она, конечно, расстреляна? - спросила Софья Викторовна. Ее потрясло его мужество и самообладание.
- Нет. Но нельзя быть "добреньким" для всех, в том числе и для этой истерички. Будет проведено следствие - выявление связи этой группы заговорщиков и шпионов. Враг есть враг, он коварен и опасен. Но я очень прошу, не говорите ничего Софье Сигизмундовне. Не волнуйте ее.
Дзержинский обратил внимание на матерчатые самодельные туфли на ногах племянницы.
На следующий день Сорокин вручил Зосе пару добротных полуботинок. Дядя Феликс отказался от ордера и остался в старых сапогах, чтобы купить туфли племяннице.
Зося подружилась с дядей. Нет-нет да и забежит к нему. Иногда на службу, чаще домой. Феликс Эдмундович жил тогда в доме ЦК КП(б)У и ВУЦИК, где занимал две небольшие комнаты в общей квартире.
Дядя Феликс держался с ней на равных, и это очень нравилось Зосе. Она чувствовала себя у него непринужденно, взрослой и самостоятельной девушкой.
Однажды Зося принялась благодарить его за подарки.
- Вам бы самим пригодились эти деньги, - повторила она слова, услышанные дома.
- Почему ты говоришь "пригодились бы"? Но ведь они мне как раз уже и пригодились. Они использованы мной по моему желанию и очень удачно: тебе куплена хорошая одежда, и я рад этому.
Феликс Эдмундович задумался, пристально посмотрел па Зосю и быстро спросил:
- Деньги. Ты хотела бы иметь много денег? Копить их? Они тебе нравятся?
Зося отрицательно покачала головой.
- Нет, я не люблю деньги. Из-за них моя мама всегда так много работала, когда шила людям.
- Любовь к деньгам! - сказал с отвращением Дзержинский. - Сколько зла они принесли и приносят людям! Скопидомство! Любители денег готовы ради наживы на любую подлость, преступление...
В Харьков приехала из Москвы Софья Сигизмундовна. Попросил приехать Феликс. Сам попросил, видно, очень соскучился в разлуке. Хотелось бы увидеть и Яси-ка, но боялся, что поездка и харьковские условия жизни плохо отразятся на все еще болезненном мальчике. Софья Сигизмундовна оставила Ясика на подмосковной даче в Тарасовке на попечении домработницы Едены Ефимцевой. Присмотреть за мальчиком обещала и жена Демьяна Бедного, семья которого жила на одной даче с Дзержинскими.
Феликс Эдмундович к приезду жены сам навел в своей комнате образцовый порядок, принес продукты, чтобы было чем угостить с дороги.
- Ты узнаешь и полюбишь свою тетю, - говорил он помогавшей ему племяннице. - У нее чуткое сердце, она любит людей. Всегда старается быть полезной и внимательной к людям...
Софья Сигизмундовна приехала с заданием от Нар-компроса проверить в Харькове культурно-просветительную работу среди польского населения.
Дзержинский гордился женой. Молодец Зося! Не просто за мужем ухаживать приехала, а как равноправный товарищ-коммунист, работать. И на таком важном и остром в условиях войны с Польшей участке.
И Софья Сигизмундовна была довольна. Феликс, как всегда, работал самозабвенно, со страшной перегрузкой, а все-таки здесь, в Харькове, было не так суматошно, как в Москве. Более строгий распорядок. Почти ежедневно он приезжал обедать и ночевать домой, а утром по дороге на работу успевал даже заехать в водолечебницу и принять ванну. "Если не успею закончить курс лечения, то закончу в Москве. Хочу иметь здоровые нервы и быть сильным", - говорил Феликс жене.
К моменту приезда Софьи Сигизмундовны в Харьков положение на фронте резко изменилось. 5 июня буден-новцы в жестоком бою на участке Новофастов - Пусто-варовка прорвались в тыл 3-й польской армии, расколов на две части группировку противника на Украине. Погна- ли врага и другие армии Юго-Западного фронта, а с 4 июля Западный фронт начал наступление на главном Варшавском направлении, К середине июля Украина и Белоруссия были почти полностью освобождены. Красная Армия вышла на этнические границы Польши и продолжала стремительно продвигаться вперед.
Феликс Эдмундович и Софья Сигизмундовна много беседовали. Они радовались тому, что скоро польские рабочие и крестьяне с помощью Красной Армии освободятся, наконец, от буржуазно-помещичьего гнета и установят в Польше Советскую власть. И гордились тем, что Коммунистическая рабочая партия Польши, в которой теперь вместе работали вчерашние "зажондовцы", "роз-ламовцы" и "левицовцы", высоко несет славное знамя социал-демократии Польши и Литвы.
13 июля Феликс Эдмундович Дзержинский по вызову ЦК срочно выехал в Москву, оставив временно исполнять должность начальника тыла фронта своего заместителя Манцева.
Всего полтора месяца проработал Дзержинский начальником тыла Юго-Западного фронта, но выработанные им организационные формы и тактика борьбы с бандитизмом продолжали действовать. А сам он по-прежнему живо интересовался положением дел па Украине. Начальник штаба тыла Юго-Западного фронта направлял ему оперативные сводки о ходе борьбы с бандитизмом.
Центральный Комитет партии назначил Дзержинского председателем Бюро ЦК для руководства партийной работой на территории Польши, занятой Красной Армией (Польбюро ЦК).
Прямо с заседаний II конгресса Коммунистического Интернационала, в работе которого Дзержинский принимал участие как член делегации РКП (б), он выехал на Западный фронт. Провести заседание Коллегии ВЧК не успел - не хватило времени. Послал письмо Ксенофон-тову:
"Дорогой товарищ!.. Перед отъездом, возможно па продолжительный срок, мне хотелось бы передать Вам одобренные ЦК принципы работы Коллегии ВЧК...
Президиум, как определенная коллегия, упраздняется. Коллегиальность вообще сводится к минимуму. За работу отдела несет полную ответственность стоящий во главе отдела член Коллегии. За работу всех отделов ответствен зампредседателя... Для связи с ЦК по политическим вопросам предлагаю Вам назначить т. Менжинского - как постоянного представителя ВЧК, не лишая, конечно, права членов Коллегии ВЧК непосредственно обращаться и сноситься с ЦК... Тов. Менжинскому предлагаю тоже поручить делать в ЦК систематические доклады о важнейших делах, имеющих политическое, экономическое и партийное значение, - это делать необходимо".
В Белостоке во дворце магнатов Браницких заседал Временный революционный комитет Польши.
Временный революционный комитет, или, как его по обычаю того времени сокращенно называли, Польревком, был образован польскими революционерами 30 июля 1920 года, вскоре после того, как Красная Армия, преследуя отступающего противника, вступила на польские земли. Председателем Польревкома стал старейшина польских социал-демократов Юлиан Мархлевский, членами - Феликс Дзержинский, Иосиф Уншлихт, Эдвард Прухняк и бывший лидер ППС-"левицы", пыле коммунист Феликс Кон.
Польревком решил заявить о своем образовании рядом воззваний: к польской армии, к Красной Армии, к сельским рабочим, к малоземельным крестьянам, к пролетариям всего мира.
Сейчас Польревком и был занят этим делом.
О том, что освобожденная Польша должна стать социалистической и иметь государственное устройство в форме республики Советов (Цольская Советская Социалистическая Республика), двух мнений не было, тут решение было единодушным.
Феликс Эдмундович отметил про себя, что еще четыре года назад польские социал-демократы, и он в том числе, спорили с Лениным, выступали против государственного самоопределения Польши, а сейчас ленинская точка зрения принята всемн без колебаний.
Такое же единодушие члены ревкома проявили и в необходимости разъяснять рабочим и крестьянам, что Красная Армия вступила на территорию Польши не как завоевательница, а как освободительница от власти помещиков и капиталистов.
- Она воюет "за нашу и вашу свободу" - этот ло- зунг польских повстанцев шестьдесят третьего года чрезвычайно популярен в Польше, и его надо обязательно включить в текст манифеста, - говорил Феликс Кон.
Споры разгорелись по крестьянскому вопросу.
- Товарищи! В решении аграрного вопроса мы должны следовать примеру русских коммунистов. Они отдали помещичью землю крестьянам и завоевали их на сторону пролетариата. Польский крестьянин знает это и ждет от нас землю. Если мы этого не сделаем, то лишимся его поддержки, - убеждал Дзержинский своих товарищей.
Ему возражали Мархлевский и Кон.
- В Польше существует довольно многочисленный сельский пролетариат. Передадим ему помещичьи имения, создадим на их базе коммуны. Это будет оплотом социализма в деревне, - заявили они, и большинством в два голоса против одного 7 в манифест Польревкома вошла формулировка: "...управление имениями переходит к сельскохозяйственным рабочим. Земля трудящихся крестьян остается неприкосновенной".
Спустя несколько дней Феликс Эдмундович показал Мархлевскому и Кону телеграмму Ленина, адресованную ему и всем членам Центрального Комитета Коммунистической рабочей партии Польши. "Если в Седлецкой губернии малоземельные крестьяне начали захватывать поместья, то абсолютно необходимо, - писал Ленин, - издать особое постановление Польского ревкома, дабы обязательно дать часть помещичьих земель крестьянам и во что бы то ни стало помирить крестьян малоземельных с батраками..." 8.
- Неужели же и это вас не убеждает?! - волновался Феликс Эдмундович.
Но и на этот раз его коллеги по ревкому уклонились от прямого и ясного решения. "Вот займем Варшаву, тогда и решим окончательно аграрный вопрос вместе с местными товарищами".
"Вопрос о земельной политике будет рассмотрен в полном объеме в Варшаве, куда едем сегодня..." - вынужден был ответить Ленину Дзержинский 15 августа 1920 года.
В этот же день Мархлевский, Дзержинский, Кон и ехавший вместе с ними старый большевик Скворцов-Степанов прибыли в Вышков.
Маленький городок в 50 километрах от Варшавы встретил их настороженно. Явственно доносилась артиллерийская канонада, улицы были запружены обозами, ранеными. У редких прохожих лица замкнуты, отвечали они нехотя, односложно.
Военный комендант, которого осаждали с разными требованиями какие-то командиры, медицинские сестры, сопровождавшие раненых, и просто красноармейцы, вначале и внимания не хотел обращать на небольшую группу штатских, вошедших к нему в кабинет.
Дзержинский предъявил свой мандат члена реввоенсовета Западного фронта (это назначение состоялось 9 августа) и приказал доложить обстановку.
- Положение на фронте неопределенное, - докладывал комендант после того, как ему удалось удалить из кабинета посторонних. - Я не имею точных сведений, но ехать дальше пока не советую.
Ехать на передовую, да еще на ночь глядя, в самом деле было не к чему. Комендант определил Польревком на ночлег к местному католическому священнику.
Ксендз оказался разговорчивым. Как всегда бывает при первом знакомстве, говорили о том о сем, политики не касались. Когда разговор зашел о польской классической литературе и Дзержинский с чувством продекламировал отрывки из Мицкевича, святой отец окончательно растаял.
- Как приятно, - сказал он, - встретить у большевиков такого образованного человека, да еще из поляков. К сожалению, - ксендз тяжело вздохнул, - не все такие. Вот Дзержинский тоже поляк, а как только его земля носит! Сколько людей погубил!
Дзержинский внимательно слушал и поддакивал:
- Да, да, верно. И в тюрьмы Дзержинский сажал и расстреливал.
Ксендз, обрадованный, что нашел понимающего собеседника, осмелел и продолжал ругать и Дзержинского, и ЧК.
Утром, когда гости собрались уезжать, ксендз на мясистом своем лице даже изобразил огорчение.
- Очень жаль. Редко приходится встречаться с такими хорошими людьми. Хоть вы и большевик, - обратился он к Дзержинскому, - но прямо скажу - и душев- ный, и обходительный. Могу я узнать, с кем имел честь познакомиться?
- Пожалуйста. Я председатель Польского революционного комитета, - отрекомендовался Мархлевский, - а это члены ревкома Феликс Кон и Феликс Дзержинский.
Бритое лицо ксендза вытянулось и посинело от страха. Он стоял, широко раскрыв рот, и молча глотал воздух.
- Что же теперь со мной будет? - пролепетал ксендз, обретая наконец голос.
- Ровным счетом ничего. Все это я не в первый раз слышу, - ответил Дзержинский.
17 августа Польревком вместо Варшавы возвратился в Белосток. А у вышковского ксендза пировали польские офицеры, и хозяин рассказывал им, как чуть не стал жертвой этого "красного палача" Дзержинского. А произошло вот что.
Советское военное командование переоценило свои и недооценило силы противника. Войска Западного фронта в ходе наступления оторвались от своих тылов от 200 до 400 километров, что повело к нарушению снабжения. Армии были обескровлены и утомлены непрерывными боями. А между тем польская буржуазия со щедрой помощью Антанты сумела создать значительный перевесе силах на Варшавском направлении. Попытка командования Западного фронта взять Варшаву с ходу провалилась.
16 августа, как раз тогда, когда Польревком направлялся из Вышкова в Варшаву, белопольские войска на-нзсли мощный контрудар, прорвали фронт Красной Армии и перешли в наступление.
Фронт подошел к Белостоку. Хотелось думать, что неудачи под Варшавой лишь кратковременная заминка. Феликс Эдмундович сразу же по возвращении во дворец Бранищшх пишет Ленину:
"Вернулись до взятия Варшавы в Белосток..., рабочая масса Варшавы ждет прихода Красной Армии, но сама активно не выступит за отсутствием руководителей и из-за господствующего террора. Огромная масса коммунистов арестована и увезена... ППС развивает бешеную агитацию за защиту Варшавы. Влияние ее еще большое среди квалифицированных, хорошо зарабатывающих рабочих... Поляками выпущен целый ряд воззваний, в ко-. торых отмечается, что Красная Армия утомлена и ослаблена и что стоит ей нанести только один мощный удар, и вся она откатится назад очень далеко. Для этого удара мобилизуется все. Организованы женские ударные отряды. Добровольческие отряды, составленные по преимуществу из буржуазных сынков и интеллигенции, дерутся отчаянно".
Дзержинский пишет далее о борьбе за власть внутри самих буржуазных польских кругов и их склонности к заключению мира.
"В общем, - заключает он, - несмотря на воинственные клики, в господствующих сферах угнетенное настроение... На переговоры в Минске поляки возлагают большие надежды" 9.
В тот же день, 17 августа, Дзержинский отправил письмо жене.
"...мы думали, что уже вчера будем в Варшаве, произошла, однако, как думаю, непродолжительная отсрочка.
Наша Варшава, терроризированная и сдавленная, молчит, и мы не слышим ее ясного голоса. По-видимому, и наш ЦК 10 не сумел овладеть ни массами, ни политическим положением. Недостает там вождя - Ленина, политика-марксиста ".
Написал Феликс Эдмундович эти идущие от сердца строки и вспомнил, как много лет назад, кажется в девятьсот пятом, уже писал из Лодзи в Заграничный комитет СДКПиЛ нечто подобное. И еще раз пожалел о том, что нет у польского пролетариата своего вождя, такого, как Ленин.
Командзап Тухачевский и реввоенсовет Западного фронта напрягали усилия, чтобы остановить поляков. И тут Дзержинский не остался в стороне. Еще со времени, когда Колчак в восемнадцатом захватил Пермь, Феликс Эдмундович ввел правило: в трудные дни войска ВОХР идут на угрожаемые участки фронта, на помощь своему старшему брату - Красной Армии. Так было на Юго-Западном, где в составе 14-й армии стойко сражалась 2-я Московская бригада ВОХР, так и теперь из войск Западного сектора ВОХР в трехдневный срок была сформирована и двинута на передовую новая дивизия.
И в ожидании, пока командование ликвидирует временную заминку и освободит Варшаву, Польревком продолжал свою напряженную работу в Белостоке.
А трудности, с которыми пришлось столкнуться Поль-ревкому с первых же дней его организации, были поистине огромные. В городе не было советского аппарата, его надо было создавать и одновременно восстанавливать разрушенную поляками при отступлении железную дорогу и связь, налаживать снабжение населения продовольствием, открывать фабрики, развертывать устную и печатную агитацию среди населения. Польревком наладил регулярное издание своего ежедневного органа "Чер-воный гонец", выпустил целый ряд воззваний и листовок.
Дзержинский и другие члены ревкома ежедневно выступали на митингах и рабочих собраниях.
Предметом особой заботы Польревкома было создание Польской Красной Армии. Об этом, как о "важнейшей задаче", Феликс Эдмундович телеграфировал Ленину еще 6 августа. Формирование частей Польской Красной Армии происходило в Бобруйске, а затем в Рославле. По просьбе Польревкома Советское правительство дало указание главнокомандующему Сергею Сергеевичу Каменеву об откомандировании всех коммунистов-поляков из частей, штабов, учреждений и учебных заведений Красной Армии в распоряжение начальника штаба 1-й Польской Красной Армии 11.
Это большое дело требовало, конечно, времени, а Поль-ревкому необходима была воинская сила немедленно, и Дзержинский принимает участие в организации в Белостоке польского добровольческого советского полка.
По решению ЦК РКП (б) по всей стране шла мобилизация коммунистов-поляков на Западный и Юго-Западный фронты. Руководство этой работой ЦК РКП (б) возложил на мобилизационную комиссию в составе Дзержинского, Мархлевского и Уншлихта, но с отъездом их на фронт практически всеми делами по мобилизации занималась Софья Сигизмундовна, как секретарь Польского бюро при отделе агитации и пропаганды ЦК РКП (б).
Дзержинский в письме к ней настоятельно требует: "Напрягайте с Сэвэром12 силы, чтобы поскорее прислать сюда людей. Они нужны не только нам, но во все армии Польского фронта, ибо мы сами не сможем непосредственно охватить всю линию фронта".
День Дзержинского проходил в горячке текущих дел, а ночью... Юлиан Мархлевский и Феликс Кон тщетно уговаривали его отдохнуть. Феликс Эдмундович поддерживал оживленную переписку с уполномоченными Поль-бюро в армиях Западного и Юго-Западного фронтов, с реввоенсоветом фронта, с ВЧК, с особыми отделами, с различными наркоматами. И не ложился, пока все необходимые письма и телеграммы не бывали написаны и отосланы. А таких неотложных дел было много.
В ходе боев Красная Армия вышла к границе с Восточной Пруссией. Надо преградить дорогу антантовскому и немецкому шпионажу. Телеграмма Ленину. Дзержинский просит "обратить внимание на открытую германскую границу". Вторая - члену РВС Западного фронта Смилге: "...Срочно подобрать для всех пограничных с Германией пунктов ответственных комендантов и выделить для охраны границы специальные воинские части".
Кто-то распорядился выселять все польское население из прифронтовой полосы. Сейчас же летит телеграмма в ВЧК: "Огульное выселение поляков пределов Запфронта следует приостановить, следует высылать только заподозренных, пусть Менжинский даст соответствующий приказ".
В период июльско-августовского наступления Красная Армия взяла много пленных. А как с ними работают? И снова письмо в ВЧК. Дзержинский предлагает при допросах военнопленных в армейских особых отделах обращать "сугубое внимание на политическую сторону, памятуя, что каждый военнопленный с первым шагом на советской территории должен почувствовать, что он имеет дело не с национальным врагом, а с товарищем рабочим, освободившим его из-под панского гнета..."
И так каждый день. Все новые заботы требуют его личного вмешательства. А как же иначе? Феликс Эдмундович ни на минуту не забывает, что он не только председатель Польбюро и член Польревкома, но прежде всего член ЦК РКП (б) и председатель ВЧК.
22 августа враг появился в тридцати верстах от горо- да. И не с запада, откуда ждали, а с юга. Над Белостоком нависла угроза окружения.
Во дворец Браницких прибыл запыленный гонец.
- Товарищу Дзержинскому лично. Из штаба армии.' Феликс Эдмундович разорвал пакет. Пробежал глазами короткое письмо. Суровая складка легла между бровей.
- Командование приняло решение эвакуировать Белосток. Прошу вас, - обратился Дзержинский к Мархлевскому и Кону, - вместе с Богуцким и другими товарищами из комитета КРПП и ревкома мобилизовать городской транспорт, организовать эвакуацию гражданских советских учреждений, партийного и советского актива. Вы эвакуируетесь с этой колонной.
- А ты разве не поедешь с нами?
- Нет. Моя обязанность проследить за организованным отходом войск, предотвратить самое страшное в таких случаях - панику.
Когда колонна Польревкома уже покидала Белосток, Феликс Кон увидел Дзержинского. Он стоял на перекрестке, впереди редкой цепочки бойцов из польского добровольческого советского полка, и задерживал появившихся на улицах Белостока дезертиров.
- Послушай, Юлиан, мы должны уговорить Дзержинского уехать. Ведь ему угрожает самая большая опасность. Ты же знаешь, как люто ненавидит его наша польская буржуазия, какие небылицы пишут о нем, как клевещут. Я уже не говорю о плене, но и любой толстосум, обиженный ревкомом здесь, в Белостоке, пользуясь сумятицей эвакуации, может пустить ему пулю в затылок, - взволнованно говорил Кон Мархлевскому, остановив машину.
- Ничего не выйдет. До революции Главное правление не раз пыталось ради его собственной безопасности удержать Юзефа в эмиграции, он же рвался в Россию, на боевую работу в подполье, и всегда добивался своего, - ответил грустно Мархлевский.
А Дзержинский, отправив на сборный пункт задер жанных дезертиров, уже мчался куда-то навстречу при- ближающейся канонаде.
К мандату члена реввоенсовета фронта и удостоверению председателя ВЧК почти не приходилось прибегать. Люди и так подчинялись его приказам, безоговорочно признавали его руководство. Из Белостока он уходил в числе последних, только после того, как убедился, что отступление приняло организованный характер.
25 августа, уже из Минска, Феликс Эдмундович отправил письмо жене:
"Дорогая Зося! Ты, наверно, в обиде на меня за то, что я не написал до сих пор после оставления Белостока. Причина этому не перегрузка работой, а какое-то отсутствие воли ко всякому действию и словам после слишком сильных переживаний, . потребовавших огромного напряжения внимания и воли... Надо было сохранить полное хладнокровие, чтобы без паники одних эвакуировать, других организовать для отпора и обеспечения отступления. Кажется, ни одного из белостокских работников мы не потеряли".
После короткого сообщения о положении польского рабочего класса и предательской роли ППС Дзержинский пишет об их общем, волнующем его деле: "Из задач, которые стоят перед тобой в Москве, самая важная сейчас - работа среди пленных. Надо их завоевать на нашу сторону, надо привить им наши принципы, чтобы потом, вернувшись в Польшу, они были заражены коммунизмом..."
Положение на фронте вскоре стабилизировалось. Дзержинский работал в Минске в реввоенсовете фронта. Много внимания уделял он укреплению армейских особых отделов и чрезвычайных комиссий Белоруссии.
21 сентября в Риге возобновились советско-польские мирные переговоры, и в этот же день Центральный Комитет партии принял решение: "Демобилизовать т, Дзержинского и возвратить его к работе в ВЧК, обязав отбыть отпуск для лечения".
Закончил свое существование Польревком. Грустным было его последнее заседание. Тяжело подводить итоги несбывшимся мечтам. Но коммунист ни при каких обстоятельствах не имеет права терять веру в конечную победу своего великого дела. Дзержинский напомнил об этом товарищам польской пословицей "Что отсрочено, то не убежит".