ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В ГОДЫ ПЕРВОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
(1905—1907)
Мы опустим знамя наше только тогда, когда все погибнем.
Ф. Э. Дзержинский
Канун 1905 года. Все свидетельствует о приближении революционного взрыва. В стачках, демонстрациях все чаще звучат политические требования, вплоть до призывов к свержению самодержавия. Разрастается крестьянское движение. Не затихает и революционное брожение в Варшаве, да и во всей Польше, со времени зверской расправы над Марцином Каспшаком.
Статьи, письма Феликса Эдмундовича в этот период проникнуты настроением страстного ожидания революции и в то же время тревогой из-за отсутствия единства в польском рабочем движении. Он вновь и вновь критикует Бунд за политику сепаратизма, с возмущением говорит о национализме ППС:
«...Задачи наши огромны, мы... должны организовать и приготовить наш пролетариат к революции. ППС за время своей десятилетней крикливой работы ничего в этом отношении не сделала и не могла сделать. Подготовляла она польское восстание, а приближается не польское восстание, а общероссийская революция» (1).
Вспыхнувшая в январе 1904 года война с Японией, поражение в ней царской армии еще больше обострили все противоречия общественной жизни.
Революционные и демократические слои России понимали, что поражение в войне — результат гнилости не только военной организации царизма, но и всего самодежавного строя. В стране назрел глубокий революционный кризис.
Разъясняя народу несправедливый характер войны, большевики призывали к борьбе с самодержавием, к его свержению.
Феликс Эдмундович и другие руководители социал-демократии Польши и Литвы полностью разделяли ленинскую позицию в отношении империалистической русско-японской войны и царского самодержавия.
В газете «Червоны штандар» и в других своих изданиях они печатали воззвания Главного правления СДКПиЛ, направленные против царизма, разоблачали империалистический характер войны, выдвигали лозунги: «Долой самодержавное правительство!», «Да здравствует социализм!», «Хлеба и работы!», «Война войне!».
Кровавые события 9 января 1905 года у Зимнего' дворца в Петербурге подняли пролетариат России на гигантскую борьбу с самодержавием с невиданной раньше, по словам В. И. Ленина, быстротой.
«Льются ручьи крови,— писал В. И. Ленин, как только он узнал о 9 января,— разгорается гражданская война за свободу. К пролетариату Петербурга готовы примкнуть Москва и Юг, Кавказ и Польша. Лозунгом рабочих стало: смерть или свобода!» (2)
Сразу же после расстрела петербургских рабочих Главное правление СДКПиЛ выпустило листовки, призывавшие польский пролетариат к всеобщей забастовке, к революции, к свержению самодержавия, к совместной борьбе польских и русских рабочих. Социал-демократия Польши и Литвы, так же как и РСДРП, выдвинула лозунги: «Долой самодержавие!», «Созыв учредительного собрания», «8-часовой рабочий день».
Вспыхнули всеобщие забастовки во всех промышленных центрах Польши. В ряде мест они начались почти стихийно, что в значительной мере было результатом длительной работы СДКПиЛ по воспитанию в польских рабочих массах братского чувства солидарности с российским пролетариатом.
Рабочее движение в Королевстве Польском, входившем в состав Российской империи, являлось неотъемлемой частью общероссийского революционного движения.
В братском союзе с пролетариатом всей России видели все лучшие сыны польского народа залог свободной, народной Польши.
В. И. Ленин высоко оценивал революционность польского рабочего класса, «геройского пролетариата геройской Польши» (3).
Рабочий класс Польши всегда был одним из самых боевых отрядов общего фронта борьбы трудящихся России.
Как и во всей России, польский пролетариат был гегемоном и основной движущей силой революции 1905 года.
Социал-демократия Польши и Литвы — единственная марксистская интернационалистская партия польского Пролетариата — из всех социалистических партий Европы т.ого времени была самой близкой к большевизму.
«Польской социал-демократии,— отмечал В. И. Ленин,— принадлежит громадная историческая заслуга впервые создать действительно марксистскую, действительно пролетарскую партию в Польше, насквозь пропитанной националистическими стремлениями и увлечениями» (4).
Польские социал-демократы, подчеркивал Владимир Ильич, провозгласили величайшей важности принцип теснейшего союза польского и русского рабочего в их классовой борьбе.
Говоря об ошибочной позиции СДКПиЛ по национальному вопросу, В. И. Ленин отмечал: «Ни один российский марксист никогда и не думал ставить в вину польским с.-д., что они против отделения Польши. Ошибку делают эти с.-д. лишь тогда, когда пробуют — подобно Розе Люксембург — отрицать необходимость признания права на самоопределение в программе российских марксистов» (5).
Варшава. Лодзь. Домброва
С первыми явными признаками революционной грозы Феликс Эдмундович покидает Краков и в декабре 1904 года переезжает в Варшаву.
Как член Главного правления партии, лучше других знакомый с условиями в стране, как никто из других руководителей знавший людей подполья, он едет в Домбров-ский угольный бассейн, затем в Томашув, Белосток, Лодзь, Ченстохов и в другие промышленные, а также сельские районы.
Письма Дзержинского в Заграничный комитет СДКПиЛ, членам Главного правления в феврале — июле 1905 года, несмотря на их почти телеграфный стиль, дают яркую картину развития событий в Польше в первые месяцы революции, роли социал-демократии Польши и Литвы в это горячее время.
Письма, чаще всего из Варшавы, пишутся ночью, под утро, в два, в три, в четыре часа (другого времени нет).
В письмах от 11 февраля, 13 марта говорится о «страшном, прямо отчаянном недостатке литературы». Для Лодзи («там 400 членов партии, и влияние их значительно») Дзержинский просит выслать «немедленно» «немецкую прокламацию в количестве 2—3 тысяч экземпляров, разъясняющую наше движение и призывающую под наше знамя», все издания СДКПиЛ и «непременно «Искру,», «Социал-демократ», «Вперед»»...
«В Ченстохове у нас тоже есть люди и прекрасная почва, вот только руководитель — парень, страшно загруженный работой ради хлеба» (6).
В связи с острым недостатком литературы Феликс Эдмундович предлагает готовить и издавать прокламации и на местах, «над чем мы сейчас усиленно работаем... Надо пустить в ход гектографы, мимеографы и стукалки. Пришлите мне немедленно рецепт, а также в Лодзь и Чен-стохов отправьте рецепт гектографа, который я у вас оставил».
«Антону (нелегальной типографии.— Н. 3.) (7) необходимо при таком настроении масс, как сейчас, быть во всех городах. События требуют быстроты». Феликс Эдмундович восстает против чрезмерной опеки над местными организациями. «Силой событий мы вынуждены ослабить контроль Главного правления над местными изданиями... вечно «на помочах» местная работа развиваться не может.
Мы не должны бояться отклонений! Там их нет, где нет жизни» (8).
Феликс Эдмундович решительно отказывается покинуть страну и приехать в Краков. «...Для меня нет ни малейшего смысла ехать к Вам. Вы на своем месте — я тоже... Моя задача — местные организации» (9).
В письмах множество имен, в большинстве законспирированных. Всё в поле зрения Дзержинского, он расставляет силы, организует ежедневные дежурства партийного актива, направляет агитаторов и пропагандистов в кружки. В одном из писем сообщается, что создана русская группа СДКПиЛ из четырех толковых и энергичных людей.
В партийных кружках занимаются металлисты, каменщики, пекари, сапожники. «Мы стремимся к тому,— писал Дзержинский из Варшавы в марте 1905 года,— чтобы кружки по профессиям собирались... еженедельно. Они должны стать сердцем нашей организации и определять нашу силу и гибкость». Каждый вошедший в кружок — активный агитатор, боец, участник забастовок,— такие задачи ставил Дзержинский.
Идет усиленная подготовка к 1 Мая. «Помните о 1 мая,— напоминает Феликс Эдмундович 3. Ледеру.— Вам надлежит заранее приготовить прокламацию-лозунг: бросить работу, начать выступление» (10).
Его заботит содержание прокламаций. «Присланную Вами прокламацию Адольфа (Барского.— Н. 3.) мы не можем издать — она не годится. Он силится доказать, что б«з политической свободы не может быть успешной экономической борьбы,— это вещь, известная сегодня уже каждому ребенку... Сейчас идет речь совсем о другом: разъяснить, что теперешняя забастовка — это начало революции... что только организация в самостоятельную социал-демократическую партию гарантирует пролетариату такую свободу, которая даст ему возможность вести борьбу дальше — вплоть до социализма (о социализме в прокламации Адольфа нет ни одного слова)»,—замечает Дзержинский.
. Он просит прислать прокламацию «как можно скорее» и чтобы тон в ней не был менторским — такой тон раздражает рабочего. «Он партию отождествляет с собой — не следует говорить: «делайте, вы должны и т. д.!»» (11).
Выступая на нелегальных собраниях и открытых митингах, Юзеф клеймит палаческий режим Николая Кровавого, призывает польских рабочих вместе с пролетариатом России к активной борьбе против царизма. Он участвует в подборе руководителей социал-демократических организаций, создает местные комитеты, подпольные типографии, склады литературы, организует ее распространение.
В своем неизменном плаще-пелерине, на которые в Варшаве тогда была особая мода, Феликс Эдмундович появляется в различных районах с нелегальной литературой, которую незаметно проносит под широким плащом. Его стройная фигура, тонкие черты вдохновенного лица надолго, запоминались всем, кто с ним встречался.
«Юзефу никогда не хватало времени,— вспоминает о нем А. Барский, — день был для него слишком коротким, сутки слишком малы, человеческие силы слишком ограничены. По мере приближения 1905 года Юзеф вырастал в какого-то гиганта воли и энергии, а в январские дни, с переездом в Варшаву, силы его удесятерились, он был вездесущим». Он подбирал людей для чрезвычайно важной, в условиях подполья, нелегальной работы, учил местных партийных работников строгой конспирации, готовил партийный актив из рабочих. Подпольщики получали от него паспорта, ему первому сообщали свои партийные клички.
В это бурное время Феликс Эдмундович познакомился с Софьей Сигизмундовной Мушкат, ставшей через несколько лет, в 1910 году, его женой, большим другом его жизни (12).
Софья Мушкат, товажишка Зося, тогда только начинала работать в партии. Привлекла ее польская социал-демократка Ванда Краль. От нее Зося получила свое первое партийное поручение, в ее квартире на улице Проста в доме № 36 впервые узнала многих людей, посвятивших свою жизнь служению революции. Квартирка Ванды из трех комнат и кухни находилась на втором этаже. В мезонине размещалась нелегальная партийная типография. Ванда жила с трехлетней дочуркой Ядей и домашней работницей, сочувствующей социал-демократам. Во всем доме не было никого постороннего. Там почти ежедневно по вечерам собирались партийные активисты.
При помощи Ванды юная Софья Мушкат стала одной из связных между членами Главного правления, находящимися в Варшаве, и руководством СДКПиЛ за границей. В ее адрес шли партийные конспиративные письма из-за границы и первые экземпляры выходивших за границей польских и русских революционных изданий, в том числе для Юзефа.
Когда Зося однажды, как обычно, отнесла полученный из-за границы пакет на квартиру к Ванде, она неожиданно встретилась здесь с Юзефом. Был один из морозных дней конца января или начала февраля 1905 года. «Я застала у нее в залитой солнцем столовой,— пишет С. С. Дзержинская,— высокого, худощавого незнакомого товарища. Светлый шатен с коротко остриженными волосами, круглым бледным лицом без бороды, с огненным взглядом проницательных 'красивых серо-зеленоватых глаз стоял передо мной.
Это был Юзеф, которого я в тот день увидела впервые. Но еще до этой встречи я слышала о нем от Ванды и других товарищей. Они говорили о нем как о самом лучшем, самом преданном партии товарище, наиболее стойком и самоотверженном... необычайно любимом руководителе польских рабочих. Я слышала легенды о его революционной страстности, неиссякаемой энергии, о его мужестве и героических побегах из ссылки.
Юзеф поздоровался со мной крепким рукопожатием. Меня удивило, что он/ как хороший хозяин, знает обо мне, о той скромной партийной работе, которую я тогда выполняла». Софье Сигизмундовне отчетливо запомнилась эта встреча с тем, кто стал для нее позднее самым лучшим другом, самым близким человеком. «Он посмотрел на меня пристально,— вспоминает она,— и мне показалось, что он насквозь меня видит. Он знал мою фамилию и, как оказалось, до своего приезда в Варшаву несколько раз присылал из Кракова письма на мой адрес.
Я отдала Юзефу принесенную почту и согласно требованиям конспирации сразу ушла, взволнованная и обрадованная неожиданной встречей» (13)
В другой раз придя к Ванде, Софья Сигизмундовна снова застала Юзефа, но не виделась тогда с ним: истомленный бессонной ночью, проведенной за работой, он задремал в маленькой комнатке рядом со столовой. Здесь, где иногда работал или отдыхал Юзеф, стояла железная кровать, небольшой столик и стул. Софья Сигизмундовна в то время не знала еще настоящего имени и фамилии Юзефа. Только несколько лет спустя, в 1909 году, его имя стало ей известно из газет, сообщавших о ссылке Дзержинского на вечное поселение в Сибирь (14)
С начала революции полностью обнаружилось банкротство ППС; общепризнанным вождем революционных рабочих становится окрепшая социал-демократия Польши и Литвы. Ее Главное правление развернуло большую работу. Значительная часть этой работы легла на плечи Феликса
Эдмундовича.
Издание в Варшаве, Лодзи и других индустриальных центрах листовок, забота о материальных средствах партии, организация митингов, демонстраций, забастовок — во всем чувствовались воля, мысль, энергия Феликса Дзержинского. Скупой на слова, собранный, самоотверженный, смелый, мастерски соблюдающий конспирацию, он появлялся всюду, где этого требовали интересы революционной борьбы.
Начало всеобщей забастовки в Варшаве в ответ на Кровавое воскресенье Ф. Э. Дзержинский во всех подробностях описал в своем письме руководящим деятелям СДКПиЛ за границей. Это письмо в целях конспирации начинается словами «Дорогая тетя!».
Забастовка охватила все предприятия, пекарни, транспорт, телефонную станцию. Прекратился выход газет «Курьер варшавский», «Гонец», «Торговая газета» (15).
В январе — феврале 1905 года забастовочное движение охватило все Королевство Польское. По размаху январско-февральская забастовка солидарности с революционным пролетариатом Петербурга не имела себе равных в польском рабочем движении. Впервые польский пролетариат поднялся в такой массе против самодержавия под революционным знаменем.
Под впечатлением событий Юзеф пишет об агитационной работе социал-демократов, выпускавших только в Варшаве десятки тысяч листовок и воззваний, о могучем порыве масс, полных «надежды и готовности к борьбе».
Волны революции вздымались все выше. Рабочих поддержали студенты, многочисленные учащиеся. Бурные митинги в Варшавском университете принимали революционные резолюции.
Незабываемое впечатление производили демонстрации в Польше, вспоминают очевидцы. Их участники вдохновенно и горячо пели революционные песни: «Варшавянку», «Красное знамя», «На баррикады», «Беснуйтесь, тираны», «Марсельезу», «Вы жертвою пали». Царские войска неоднократно открывали огонь по демонстрантам.
Феликс Эдмундович вновь критикует заграничное руководство за медлительность, несвоевременное и недостаточное снабжение подпольных организаций партийной литературой.
Насущной задачей СДКПиЛ было разоблачение ППС, которая вела линию на раскол пролетариата Польши и России, ослабляла силу его революционного натиска.
Вовлечение в революционную борьбу рабочих всех национальностей, населявших Польшу,^- литовцев, поляков, евреев,— требовало громадного количества литературы на языках национальных меньшинств. С немецкого переводилась брошюра «Пауки и мухи, или рабочие и капиталисты» Вильгельма Либкнехта; в большом ходу были брошюры Розы Люксембург (на их обложках нередко стояли другие фамилии): «Праздник Первого мая», «Церковь и социализм», «Начало революции в царской России», «Независимость Польши и рабочее дело».
Работа среди крестьянства и в войсках
Феликс Эдмундович, более чем кто-либо другой из руководителей СДКПиЛ, уделял внимание работе среди крестьянства.
В 1905 году в ряде мест Королевства Польского, особенно в бывших Люблинской и Радомской губерниях, крестьянское движение принимало формы партизанской борьбы. Вырубались помещичьи и казенные леса, крестьяне захватывали помещичьи луга и пастбища, требовали национализации школ и введения польского языка в волостных учреждениях.
В письме Главному правлению Феликс Эдмундович, сообщая о том, что партийное влияние в деревне распространилось почти на всю Люблинскую и часть Радомской губернии, настаивал на издании манифеста к крестьянам. Этот факт важен для уяснения позиции Дзержинского; другие руководители польской социал-демократии недооценивали революционную роль крестьянства в буржуазно-демократической революции, выделяя лишь сельскохозяйственных рабочих.
Революционные события требовали четкой линии ц в отношении солдатских масс. В Польше находились значительные военные гарнизоны, состоявшие из русских солдат. Горячо воспринята была пролетариатом Польши весть о восстании на броненосце «Потемкин». Это событие, призывы Ленина идти с агитацией в царские войска придали силу и уверенность польским социал-демократам в их опасной и трудной работе в армии.
Феликс Здмундович принимает активное участие в деятельности Варшавской военно-революционной организации (ВРО) РСДРП, созданной, как и в других городах Польши, русскими социал-демократами в начале 1905 года (16). «Я лично придаю этой работе огромное, прямо колоссальное, значение» (17),— писал он в Заграничный комитет СДКПиЛ.
Феликс Эдмундович считает, что ее цель в период подъема революции — организация солдат для вооруженного восстания. Об этом прямо говорилось в предложенной им и принятой краевой конференцией СДКПиЛ резолюции.
Письмо Дзержинского в Заграничный комитет СДКПиЛ от 13 февраля 1905 года — свидетельство больших успехов агитации среди войск, значительной работы ВРО РСДРП в Польше: «...Наш Южный комитет... революционизировал целые полки... Всю литературу для войск они брали в Вильно у Военно-революционной организации РСДРП»(18). Была установлена тесная организационная связь между ней и социал-демократией Польши и Литвы, скрепленная договором, по которому представитель Варшавского комитета СДКПиЛ входил как равноправный член в состав Варшавского комитета ВРО. Первым таким представителем был Ф. Э. Дзержинский.
«Варшавская военно-революционная организация,— вспоминает Федор Николаевич Петров,— была весьма многочисленна. На наши собрания ?а городом, около реки Вислы, в зарослях, приходило по 200—300 солдат. В организации было создано несколько боевых групп для охраны этих собраний и ликвидации провокаторов и шпионов. Настроение многих участников организации было сверхбоевым.
Помню собрание, или вернее конференцию, которая проходила в Варшаве на улице Лешно. Ф. Э. Дзержинский сделал доклад о событиях, происходящих в России, о революционном волнении среди польского рабочего класса...» (19).
Ф. Н. Петрову приходилось тогда часто встречаться с Дзержинским, Мархлевским и Весоловским. Он рассказывал, как Феликс Эдмундович умел привлекать в организацию все новых и новых людей.
Варшавская военно-революционная организация имела свои районные центры и через них установила связи со всеми частями варшавского гарнизона. Был создай Совет солдат — представителей всех полков варшавского гарнизона. Изданный им Манифест ко всем солдатам варшавского гарнизона подчеркивал, что польские рабочие, которых царизм приказывает убивать,— не враги, а их друзья и братья, борющиеся за то же самое, что и русские рабочие.
В листовке Варшавского комитета Военно-революционной организации РСДРП к солдатам Варшавы говорилось, что, если им прикажут офицеры и полиция стрелять в народ, они должны отказаться. Если сами офицеры и полицейские будут стрелять, то надо стрелять в них, и тогда приблизится день свободы, тогда измученный народ вздохнет полной грудью.
Обращение заканчивалось словами:
«На приказ стрелять в народ — отвечайте:
Долой полицию!
Долой разбойничье воровское правительство!
Да здравствует свобода!
Да здравствует союз рабочих, крестьян и солдат!» (20). Переезжая из города в город, Ф. Э. Дзержинский тщательно изучает и анализирует каждый факт, характеризующий настроения солдат, отмечает в одном из писем, что царские войска возбуждены и представляют ненадежную опору для правительства.
С. С. Дзержинская со слов Эдварда Прухняка — видного деятеля польского революционного движения — рассказывала, что 71-й Белевский полк в Пулавах отказывался подчиняться приказам командования. «Душителями революции они не будут»,— говорили о солдатах офицеры полка.
Мужество, находчивость
В вихре революционных событий Дзержинский то и дело подвергается опасности быть схваченным полицией. Только большой опыт революционера-профессионала, умение выходить из самых рискованных положений часто спасают его от провалов.
Как-то он вместе с Я. С. Ганецким в ожидании поезда на Лодзь сидел в буфете Варшавского вокзала. В целях конспирации оба революционера были прекрасно одеты. Внимание жандарма привлек их объемистый чемодан. Посадка на поезд заканчивалась, и буфет опустел, а двое пассажиров не двигались с места. Приближалась критическая развязка.
Было ясно, что трогаться с места нельзя,— жандарм неминуемо задержит. Минута, другая раздумья... Вдруг Феликс Эдмундович звучным, властным голосом подзывает жандарма, велит подать себе шубу, небрежным кивком показывает на чемодан, туго набитый нелегальной литературой, и быстрым шагом отправляется на перрон.
Все происходит молниеносно. Жандарм, решив, что имеет дело с «сильными мира сего», услужливо вносит чемодан в вагон, усаживает спутников. Поезд плавно отходит от платформы...
Во время забастовки горняков-навалоотбойщиков на шахте «Ренард», едва Дзержинский поднялся на импр|-визированную трибуну из ящиков и досок, появилйбь солдаты. Командовавший ими офицер подошел к Феликсу Эдмундовичу и резко спросил, что, собственно, ему потребовалось на шахте.
— Мне необходимо сформулировать требования рабочих,— спокойно ответил он, показывая в сторону шахтеров.
Оказавшись в кольце горняков, офицер посчитал за лучшее удалиться вместе со своими солдатами.
Как-то приехав в Лодзь, в этот польский Манчестер (21), Ф. Э. Дзержинский направился на конспиративную квартиру, где должна была состояться партийная конференция. Перед входом было «чисто», никаких признаков слежки не было. Между тем, подойдя к двери и приоткрыв ее, Феликс Эдмундович увидел в квартире полицейскую засаду. Раньше чем полицейские спохватились, он захлопнул дверь и запер квартиру торчащим снаружи в замочной скважине ключом. Затем, спокойно спустившись по лестнице, предупредил о засаде подходивших к дому подпольщиков.
Сам дае окольными путями направился на вокзал и первым поездом уехал обратно в Варшаву.
Находчивость Юзефа, вспоминал один из польских товарищей по совместной борьбе, выручала не только его одного. Однажды их стал догонять казачий конный патруль. т- ~ Выньте руки из карманов,— неожиданно сказал Юзеф.
Этот на первый взгляд совсем обычный совет сыграл свою роль: как только патруль поравнялся с ними, казаки, увидев их руки свободными от возможного оружия, лишь внимательно посмотрели на них и не стали обыскивать, проехали мимо.
В Пулавах, где работала местная организация ВРО РСДРП, к весне 1905 года недовольство солдат переливалось через край — назревало вооруженное восстание.
Руководство партии стремилось поднять и местное население. В намеченный для выступления день в Пулавы съехались на повозках и телегах рабочие и крестьяне из окрестных сел и деревень. Дзержинский, Барский и Прух-няк на окраине Пулав ждали сигнала — револьверного выстрела из казарм, чтобы повести революционных рабочих и крестьян на помощь восставшим. Неожиданно вдали послышались гиканье и цокот копыт. Галопом мчался отряд казаков. Это предупрежденные о готовящемся восстании жандармы принимали меры.
Встреча с казаками грозила тяжелыми последствиями. У Дзержинского и его товарищей было оружие, обнаружение его грозило расстрелом на месте. Спасением явился забор, но слишком высокий. Уже немолодому А. Барскому и низкорослому Э. Прухняку самим не удалось бы перелезть. Феликс Эдмундович мгновенно помог вскарабкаться на забор обоим, а затем легко перескочил и сам...
1 Мая 1905 года в Варшаве
В подпольных типографиях Лодзи, Кракова печатаются первомайские прокламации. В одной из них, «Ко всем рабочим города и деревни», отмечалось особое значение праздника 1 Мая в 1905 году. В другой подчеркивалось, что общий враг польских и русских рабочих — это царский абсолютизм и польская, а также русская буржуазия.
Тысячи листовок-малюток со страстным призывом к забастовке направляются в Радом, Ченстохов, Люблин, Плоцк, Жирардов, Кельце.
1 Мая в демонстрации, организованной СДКПиЛ в Варшаве, участвовало 20 тысяч человек. Это был подлинный смотр пролетарских рядов. Старая Варшава еще не видела такого мощного и сплоченного выступления польских рабочих, демонстрировавших свою солидарность с пролетариатом России и всего мира. На улицах колыхалось море красных знамен с лозунгами: «Да здравствует демократическая республика!», «Да здравствует 8-часовой ра бочий день!», «Да здравствует 1 Мая!», «Долой войну!», «Долой самодержавие!», «Да здравствует социализм!»
Демонстрация длилась несколько часов.
Когда демонстранты вышли из рабочего района в Иерусалимские аллеи и приближались к Маршалковской улице, раздался провокационный выстрел постового полицейского; вслед за этим стоявший вблизи отряд конницы галопом устремился навстречу демонстрантам и открыл по ним ружейный огонь.
Улица обагрилась кровью. Было убито свыше пятидесяти и ранено около ста человек. Граф Пшездецкий, офицер-поляк, вскоре получивший пулю за расстрел рабочих, патронов не жалел. Повсюду лежали трупы участников демонстрации. Среди жертв были видные активисты партии.
Пренебрегая угрожавшей ему опасностью, Феликс Эд-мундович принял меры к укрытию легкораненых от полиции и отправке тяжелораненых в госпитали. Затем он созвал заседание Варшавского комитета СДКПиЛ: было решено в ответ на кровавую расправу призвать рабочих в день похорон жертв демонстрации — 4 мая — к всеобщей стачке.
Об этой стачке официальный «Варшавский дневник» писал: «Подчиняясь приказу партии СД, которая постановила почтить память жертв 1 Мая, остановились все фабрики, заводы, мастерские, учреждения...»
В большевистском «Пролетарии» (№ 3 за 1905 год) появилось подробное описание первомайских событий в Польше. III съезд РСДРП в специальной резолюции высказывал негодование «по поводу новых убийств народа, организованных преступным правительством 1 мая в Варшаве и Лодзи», и приветствовал «мужество и решимость братского пролетариата Польши...» (22)
По предложению Феликса Эдмундовича 5 мая 1905 года в Варшаве от имени Главного правления СДКПиЛ была издана прокламация «На царский террор ответим усилением революционной борьбы!».
Прокламация звала к «массовой мести — массовому террору». Это был фактически призыв к партизанской войне.
В знак протеста против кровавой расправы над рабочими Варшавы по призыву СДКПиЛ забастовки снова вспыхнули во всех крупных городах Польши.
Продолжением майских забастовок явилось Лодзинское вооруженное восстание. На улицах города возникли баррикады, рабочие в течение трех дней (22—24 июня 1905 года) сражались с царскими войсками. Это было первое вооруженное выступление рабочих в России, о котором В. И. Ленин писал: «И рабочие, даже не подготовленные к борьбе, даже ограничивавшиеся сначала одной обороной, показывают нам, в лице пролетариата Лодзи, не только новый образец революционного энтузиазма и геройства, но и высшие формы борьбы» (23).
Феликс Эдмундович не без гордости подчеркивал, что «честь первой попытки восстания, первой массовой баррикадной борьбы в государстве царей, принадлежит польскому пролетариату г. Лодзи...» (24).
Находившиеся в это время в Варшаве Ф. Э. Дзержинский и А. Барский в июне 1905 года издали от имени Главного правления СДКПиЛ листовку, озаглавленную «Улица должна принадлежать рабочим». Листовка звала всех польских рабочих на улицу, на демонстрацию протеста против зверских расстрелов в Лодзи. С воззванием о всеобщей забастовке солидарности с пролетариатом Лодзи обратился к рабочим Варшавы Варшавский комитет
СДКПиЛ.
В Варшаве началась всеобщая забастовка, охватившая почти всех рабочих города, проявивших редкую выдержку и упорство. С тревогой сообщала польская буржуазная пресса: «Рабочие голодают с энтузиазмом» (25). В эти дни революционное движение достигло огромного размаха. Царские власти сообщали в Петербург о брожении среди русских солдат, о случаях их перехода с оружием в руках на сторону рабочих. Целые воинские части зачислялись в разряд «неблагонадежных».
В июле Феликс Эдмундович приехал в Лодзь. Отсюда 7(20) июля он пишет в Заграничный комитет СДКПиЛ о громадной потребности в русских брошюрах для агитации среди войск, благоприятных условиях для революционной работы в массах, о том, что «не хватает только руководяей руки, ленинского «кулака», организатора» (26).
Эти слова Феликса Эдмундовича многозначительны не только для понимания его отношения к В. И. Ленину, с которым он лично еще не встречался. В них выражена убежденность в необходимости твердого партийного руководства, партийной дисциплины, полная солидарность со взглядами В. И. Ленина в организационных вопросах.
Феликс Эдмундович, отмечая необыкновенно сильную тягу в партию не только рабочих, но и мелкобуржуазной интеллигенции, подчеркивает необходимость идеологического воспитания всей партийной массы, издания брошюр по основным программным вопросам и организации лекций.
Героизм лодзинских рабочих мощным эхом отозвался во всей России. Московский, Петербургский и другие комитеты РСДРП призывали русских рабочих к политической забастовке в знак протеста против зверской расправы над лодзинскими рабочими.
Революционные события в Польше требовали обобщения, выработки программы на будущее. Предстояло обсудить устав партии, разработанный Ф. Э. Дзержинским к предстоящему V съезду СДКПиЛ.
С этой целью 17(30) июля 1905 года в березовом лесу имения Олесик-Дужий, под Варшавой, около железнодорожной станции Демба-Вельки Варшавско-Брестской железной дороги, нелегально была созвана варшавская городская партийная конференция. В ней участвовало сорок два человека, в том числе шесть женщин. Среди делегатов конференции было 32 рабочих, 10 представителей интеллигенции. Конференция началась выступлением Юзефа.
Радостью светилось его лицо, когда он говорил об успехах революции, о том, что под тяжестью ударов задрожал, зашатался царский трон. Революция требовала жертв, но они не были напрасными. Революционный пролетариат, высказал уверенность Феликс Эдмундович, имеет все возможности смести с лица земли ненавистное народам царское самодержавие, и он это рано или поздно сделает.
«Я много раз слышал выступления,— вспоминает один из участников конференции,— но таких не слышал...
Когда Юзеф говорил о гонениях на человека труда, казалось, что его сердце разрывается от боли, а когда он говорил о лучшем, справедливом будущем, он весь сиял».
Третий арест
Царской охранке стали известны время и место конференции. Драгуны в тот же день, 17(30) июля, оцепили лес. Феликс Эдмундович, понимая неизбежность ареста всех собрав
шихся, решил всю ответственность взять на себя.
— Товарищи! Быстро давайте сюда все нелегальное,— сказал он.— Мне в случае ареста терять нечего...
К моменту, когда драгуны подъехали к поляне, где только что заседали делегаты конференции социал-демократов, все «разгрузились».
— С этими господами у меня ничего нет общего,— заявил Дзержинский. И первым предъявил свой паспорт на имя Ивана Эдмундовича Кржечковского, но полиция арестовала почти всех участников конференции — 37 человек — и, разумеется, того, кто старался выгородить всех остальных. Отобрали у него револьвер, нелегальную литературу «особо преступного содержания».
По пути в Варшаву арестованных держали в арестном доме в Новоминске (ныне Минск Мазовецкий).
Условия этого заключения были необычными для царской тюрьмы. Арестованных поместили в одном небольшом домике, где были две или три комнаты, на Варшавской улице, окружили караулом солдат.
Настроение было бодрое, чувствовалось дыхание революции, шедшей еще на подъем. Товарищи, сидевшие с Дзержинским, уговаривали его бежать, тем более что побег не был труден. Между арестованными и охраной сложились хорошие отношения. Шла непрерывная агитация среди солдат, произносились из открытых окон речи, к которым прислушивалась и местная местечковая публика.
Из Варшавы была снаряжена экспедиция, чтобы освободить заключенных. «В составе этой экспедиции,— писал Юзеф Красный,— был я, тов. Марион (Стахурский) и Мария Альтер (убитая жандармами Пилсудского в Польше в 1919 г. вместе с тов. Весоловским). Подойдя к домикам, где наши сидели, я увидел картину не то митинга, не то собеседования. Дзержинский понял, зачем я явился, но наотрез отказался бежать» (27).
Один из участников конференции вспоминает, как пекарь, который приносил арестованным хлеб, неожиданно предложил Феликсу Эдмундовичу свою испачканную мукой одежду, чтобы в ней можно было выйти на свободу.
Феликс Эдмундович горячо обнял пекаря, но категорически отказался оставить товарищей.
Не воспользовался он также предложением о побеге, которое было ему сделано одним из солдат, охранявших арестованных. Из Новоминска их под усиленной охраной доставили в варшавскую следственную тюрьму «Павиак».
В третий раз переступал Феликс Эдмундович порог царской тюрьмы.
В «Павиаке» у него и у других арестованных жандармы настойчиво, но безуспешно допытывались показаний о связи с «Искрой», с русскими социал-демократами.
Снова десятый бастион
Из «Павиана» Феликса Эдмундовича переводят в десятый бастион Варшавской цитадели, мрачные картины которой были еще свежи в памяти.
Каждый арест Юзефа острой болью отзывался в сердцах рабочих. Никто не знал, когда именно он снова вернется в пролетарскую среду, но каждый верил, что вынужденный перерыв в революционной борьбе Юзефа продлится недолго и что он с новой энергией возьмется за родное для себя дело.
«В те далекие годы глухого подполья,— вспоминал польский рабочий Мошинский (Юз. Конарский),— Юзеф был для нас душой понимающей, дорогим, любимым, родным... к которому все мы питали нежную, сыновнюю привязанность. Даже столь заурядное имя Юзеф звучало... как бы по-иному» (28).
Все новые и новые испытания закаляли революционера.
В письме из Варшавской цитадели на имя сестры А. Э. Булгак от 5(18) сентября 1905 года Ф. Э. Дзержинский пишет, что даже в тюрьме считает себя счастливым. И в другом письме — брату Игнацу (Игнатию) от 26 сентября (9 октября) — то же бодрое настроение: чувствует себя «сильным и молодым», глубоко верит, что жизнь может быть прекрасной, и борьбе за эту жизнь он себя посвятил без остатка (29).
Окна тюремной камеры, в которой находился Ф. Э. Дзержинский, выходили на север. Лишь изредка западал в камеру отблеск заката. «Через открытую форточку,— пишет Феликс Эдмундович,— вижу кусочек неба, затемненный густой проволочной сеткой, слежу за великолепным закатом, за постоянно меняющейся игрой красок кроваво-пурпурного отблеска, борьбы темноты со светом» (30).
Первая русская революция была на подъеме. Начавшаяся в сентябре 1905 года забастовка московских печатников, поддержанная всеми московскими рабочими, перекинулась в Петербург и ряд других городов, переросла в октябре во всероссийскую политическую стачку, проходившую под руководством большевиков. В Октябрьской забастовке проявилась с особой силой крепнущая связь рабочих разных национальностей России. В Польше бастовали рабочие Варшавы, Лодзи, Згежа, По-бьянец, Домбровского бассейна, Люблина, Ченстохова и других промышленных центров. Магазины, парикмахерские, мастерские не работали. В ряде мест замерло движение транспорта, прервалась связь.
В. И. Ленин отмечал: «Геройская Польша снова уже встала в ряды стачечников, точно издеваясь над бессильной злобой врагов, которые мнили разбить ее своими ударами и которые только ковали крепче ее революционные силы» (31).
Перепуганное насмерть всеобщей забастовкой, царское правительство поспешило пойти на некоторые уступки, чтобы спасти самодержавный строй. 17(30) октября царь издал манифест, содержавший много лживых обещаний. Провозглашалось установление в стране «гражданских свобод», создание «российского парламента» — Государственной думы с законодательными правами.
Буржуазия и помещики с восторгом приняли царскую подачку. Они объединились в «Союз 17 октября». Часть капиталистов, помещиков, земских деятелей и буржуаз ных интеллигентов основали «конституционно-демократическую» партию (кадетов), ставшую ведущей партией либерально-монархической буржуазии.
В. И. Ленин, большевики призывали рабочих не верить лживым обещаниям, звали к продолжению борьбы вплоть до свержения царизма.
Рабочие стали создавать боевые дружины, принимали решения не прекращать забастовки.
В Варшаве 1 и 2 ноября (н. ст.) проходили массовые собрания, митинги, многолюдные демонстрации. Их участники требовали освобождения из тюрем политических заключенных.
Выпущенный 20 октября (2 ноября) 1905 года из тюрьмы по амнистии, Ф. Э. Дзержинский сразу же направляется в рабочие районы Варшавы.
“Не верьте буржуазии”
Страстно разоблачая царский манифест как маневр, рассчитанный на срыв революции, Феликс Эдмундович обращается и рабочим с призывом:
«Не верьте царским подачкам! Не верьте буржуазии!»
«К оружию, к оружию!» —этот призыв Дзержинского на долгие годы запомнился участнику проходившей тогда конференции СДКПиЛ Ю. Красному. Делегаты конференции встретили Юзефа громом оваций. «Слово «оружие», т. е. вооруженная борьба,— вспоминал Красный,— заполняло всю его речь, и она сейчас звучит у меня в ушах».
Политические собрания, демонстрации собирали в эти дни огромные массы участников. Во многих промышленных центрах Польши происходили кровавые столкновения с полицией и войсками.
Царское правительство объявило военное положение на всей территории Польши. Перед польской социал-демократией встали крайне сложные и ответственные задачи.
На краевой партийной конференции СДКПиЛ, проходившей в Варшаве 15—17(28—30) ноября 1905 года, было принято решение о подготовке ко всеобщей стачке, создании таких форм организации рабочего класса, которые обеспечили бы единство его действий, руководящую роль партийных организаций. Ф. Э. Дзержинский в докладе о Работе среди царских войск на территории Королевства Польского подчеркивал, что работа среди солдат должна
иметь целью организацию их для вооруженного восстания, и внес соответствующее предложение (32).
В разгар Декабрьского вооруженного восстания в Москве варшавский генерал-губернатор получил секретное распоряжение отправить в Москву воинские части, находившиеся в Польше. Стремясь поддержать московских рабочих, не допустить отправки царских войск для подавления восстания, польские социал-демократы по инициативе Ф. Э. Дзержинского и его товарищей призвали рабочих и железнодорожников к всеобщей забастовке.
Несмотря на противодействие национал-демократов (33) и правых вождей ППС, забастовка охватила Варшаву, Лодзь и другие промышленные центры Польши. Остались в стороне шахты и рудники в Домбровском каменноугольном бассейне и самый крупный завод в его центре Сосковце «Гута Банкова» (34).
Выступления «Гуты Банковой», как сигнала к общей забастовке, ждали все горняки Домбровского бассейна.
Однако местные социал-демократы не могли добиться прекращения работ на заводе, не удавалось даже созвать
митинг.
В Сосновец приехал Феликс Эдмундович. Вместе с товарищами он силой прорвался на завод в момент окончания обеденного перерыва. «Юзеф и его товарищи,— вспоминает И. Н. Мошинский,— получили возможность обратиться с речами к многотысячной толпе, ждавшей сигнала...
Но вот появился воинский отряд, и митинг рассеялся. Юзеф не растерялся. «К сирене!» — скомандовал он. Еще миг — и сподвижникам Юзефа удалось прорваться к гудку и дать сигнал к забастовке... Благодаря находчивости и смелости Юзефа гудок «Гуты Банковой», а вслед за ним гудки всего Домбровского бассейна грозно ревели, призывая всех горняков к всеобщей забастовке. Все шахты и рудники остановились». Полиция с большим рвением принялась за «дело», бросив многих ищеек на розыски «смутьяна», но рабочие приняли все меры для укрытия Юзефа. Они вывели его тропками и ходами, которые были известны только им, и Феликс Эдмундович благополучно добрался до Варшавы.
Забастовка охватила и все государственные железные дороги в Польше. Не полностью бастовали лишь железнодорожники частной Варшавско-Венской железной дороги, где влиянием пользовались национал-демократы и ППС. . Благодаря забастовке польских рабочих царским властям не удалось произвести широкую переброску войск из Польши в Москву.
Начавшееся по почину московских рабочих Декабрьское вооруженное восстание, возглавляемое большевиками, было высшей точкой революции 1905—1907 годов. Оно охватило многие города и промышленные центры России, но не превратилось в общероссийское.
Восстания были подавлены с небывалой жестокостью. Начинался спад революции. Однако рабочий класс отступал с боями. Крестьянское движение, начавшееся позднее, все еще нарастало.
В. И. Ленин призвал сознательных рабочих учесть уроки восстания, готовиться к новым боям с самодержавием.
Революционные события 1905 года в Польше, несмотря на героизм пролетариата Варшавы, Ченстохова, Лодзи, Домбровского бассейна, не привели к общему единовременному выступлению рабочих.
Сказался раскол рабочего класса, оппортунистическая политика буржуазных и мелкобуржуазных националистических партий Польши, а также слабость польской социал-демократии, не изжитые ею ошибки.
За время революции создались новые условия для деятельности партии, она пополнялась лучшими передовыми рабочими, становилась массовой. В России действовало уже более 50 большевистских комитетов и групп. Однако молодые члены партии не всегда улавливали разницу между большевиками и меньшевиками. Собственного опыта, который их убедил бы в оппортунизме меньшевиков, они еще не приобрели.
Вскоре после III съезда РСДРП многие члены партии стали требовать объединения. Их поддержал и Центральный Комитет, избранный III съездом.
Одной из серьезнейших причин для созыва объединительного съезда являлось то обстоятельство, что социал-демократические партии Польши и Литвы, Латвии и другие национальные партии все еще не входили в РСДРП и действовали обособленно. Интернациональное сплочение рабочих всей страны, а следовательно, и их партийных организаций было жизненно необходимым.
Готовясь к съезду, В. И. Ленин написал платформу большевиков по всем важнейшим вопросам революции. Меньшевики выдвинули свою платформу, в которой, по существу, отказывались от революционной борьбы.
IV (Объединительный) съезд РСДРП проходил в апреле 1906 года в Стокгольме (Швеция). Для заседаний шведские товарищи предоставили прекрасные залы шестиэтажного Народного дома. На съезде были представлены социал-демократия Польши и Литвы, Латвии, организации Бунда, Украинская социал-демократическая рабочая партия и Финляндская рабочая партия. В числе делегатов от СДКПиЛ был Феликс Эдмундович Дзержинский.
Первая встреча с В.И.Лениным
Этот съезд в его жизни занимает особое место.
Здесь он впервые встретился с В. И. Лениным с
, с Артемом (Ф. А. Сергеевым), М. И. Калининым, Н. К. Крупской, К. Е. Ворошиловым, М. В.
Фрунзе, С. Г. Шаумяном и другими делегатами-большевиками.
— В целях конспирации большинство из нас,— вспоминал в беседе с автором К. Е. Ворошилов,— выступали на събзде под вымышленными фамилиями. Так, М. И. Калинин был под фамилией Никаноров, Н. К. Крупская — Саблина, М. В. Фрунзе — Арсеньев, С. Г. Шаумян — Су-ренин, А. В, Луначарский — Воинов, И. И. Скворцов-Степанов — Федоров, Ф. Э. Дзержинский — Доманский и т. д.
— Я участвовал в работе съезда под фамилией Володина. При первом же знакомстве с Феликсом, рассказывал Климент Ефремович, он произвел неизгладимое впечатление. Чувствовалось, что это человек с непреклонной волей, не терпящий никаких компромиссов, борющийся за рабочее дело наперекор всему, испытанный в боях политический деятель. При всем этом Доманский с его доброй улыбкой, задором был удивительно простым человеком, сразу вызывавшим уважение и симпатии.
— На съезде происходили жаркие схватки с меньшевиками. И это было естественно — диаметрально противоположными были позиции большевиков и меньшевиков. Еще до съезда Ленин не верил в то, что этот съезд сможет действительно объединить нас. Об этом Владимир Ильич говорил на совещании группы большевиков-делегатов в Петербурге, накануне съезда.
В их числе был и К. Е. Ворошилов, приехавший из Луганска с мандатом на партсъезд. Именно в Питере, по его словам, весной 1906 года, состоялась его первая встреча с Владимиром Ильичом.
«Ленин при первой же встрече с Дзержинским увидел в нем настоящего революционера-большевика, внимательно прислушивался к его советам»,— писал участник съезда от СДКПиЛ Ян Ганецкий(35). На съезде было оглашено заявление Дзержинского об отношении польского пролетариата к Государственной думе, принципиально отличное от меньшевистских установок.
Феликс Эдмундович рассказал, что все организованные рабочие Польши отрицают тактику меньшевиков, за которую, как он говорил, «не высказался ни один рабочий» (36), но которую восхваляла буржуазная и реакционная пресса Польши.
Осуществилась заветная мечта Феликса Эдмундовича об объединении социал-демократии Польши и Литвы с РСДРП. Когда решался этот вопрос, Феликс Эдмундович, отвечая бундовцам, подчеркнул, что социал-демократия Польши и Литвы должна вести и ведет работу среди пролетариев всех национальностей (37).
В. И. Ленин в связи с объединением социал-демократических организаций говорил о свежей струе в работе партии. Он был убежден, что объединение «в громадной степени усилит мощь пролетариата всех народов России» (38).
При выборах редакции центрального органа и Центрального Комитета меньшевикам, имевшим численный перевес на съезде, удалось провести большинство своих кандидатов, что совершенно не отражало действительного соотношения сил в партии: многие большевистские партийные организации, возглавлявшие вооруженное восстание, не смогли прислать своих делегатов. Состав съезда предопределил меньшевистский характер ряда его решений.
По условиям слияния РСДРП и СДКПиЛ представитель социал-демократии Польши и Литвы вводился в состав редакции центрального органа партии. Главное правление польской социал-демократии выдвинуло своим представителем Феликса Эдмундовича. А по уставу партии, принятому съездом, в разрешении Центральным Комитетом вопросов политического характера участвовали и члены редакции ЦО.
Итоги съезда обсуждали районные партийные конференции. Выступая на конференции Мокотовского района Варшавы, Феликс Эдмундович с радостью говорил о вхождении партии польского пролетариата в РСДРП, о неотвратимости революции. Софья Сигизмундовна Дзержин-ская, принимавшая участие в конференции, вспоминает: «Я тогда впервые слышала Юзефа-оратора. В первый момент мне показалось, что он неважный оратор: говорил он медленно, как бы даже с некоторым трудом. Но это продолжалось лишь несколько секунд. Вскоре он загорелся и говорил так пламенно, так убедительно, с такой горячей верой в победу революции, так захватывающе, как может говорить только настоящий народный трибун».
Вскоре после IV съезда, в июне 1906 года, в Закопане (расположенном в той части Польши, которая входила в состав Австро-Венгрии) состоялся V съезд Социал-демократии Королевства Польского и Литвы.
Ф. Э. Дзержинский (на съезде Франковский) выступил с отчетным докладом о деятельности Главного правления СДКПиЛ. Он нарисовал яркую картину героической борьбы польского рабочего класса бок о бок с пролетариатом России, говорил о задачах партии, особенно в связи с происшедшим объединением.
Поведение Мартова и Дана на IV съезде дало основание Дзержинскому считать меньшевиков несомненными противниками объединения РСДРП с СДКПиЛ. И он сказал об этом со всей прямотой в своем выступлении:
«Кто боролся с нами на съезде? — меньшевики.
Кто поддерживал нас? — большевики...» (39)
Как известно, меньшевики, предвидя сопротивление поляков принятию съездом угодных меньшевикам решений, всячески добивались, чтобы СДКПиЛ не была принята в РСДРП в начале работ съезда и не могла оказать влияние на характер его решений. Касаясь этой позиции меньшевиков, Ф. Э. Дзержинский говорил, что польские социал-демократы, получив с самого начала решающий голос, имели бы право воскликнуть: «Долой такие резолюции! 30 тысяч пролетариев Польши, принадлежащих уже к партии, доказали всей своей борьбой, что они против таких резолюций» (40).
Съезд приветствовал объединение СДКПиЛ с РСДРП, осудил меньшевистские решения IV съезда, солидаризировался с тактикой большевиков в революции.
V съезд СДКПиЛ принял устав партии, проект которого написал Ф. Э. Дзержинский. Утвердив отчет Главного правления, съезд выразил благодарность его секретарю Ф. Э. Дзержинскому «за неутомимую деятельность» (41).
В. И. Ленин, большевики в условиях спада революции, как известно, пересмотрели тактику бойкота Государственной думы.
По вопросу о двух течениях в РСДРП, об отношении к Государственной думе на V съезде СДКПиЛ дважды выступал В. В. Боровский (Орловский, на съезде Яворский), поляк по происхождению, знавший неплохо польский язык. Он участвовал в работах съезда как представитель легальной большевистской газеты «Вперед». Готовясь к съезду, Главное правление СДКПиЛ через В. Ледера обратилось к В. И. Ленину с просьбой послать на V съезд представителя большевиков. В связи с тем, что ЦК РСДРП представляли на съезде меньшевики (Л. Гольдман и О. Ауссем). Ленин беспокоился, писал В. Ледер, «выдержим ли в общем и целом большевистскую политическую линию...» (42)
Для Дзержинского и других польских социал-демократов выступления посланца Ленина Воровского, по словам Ганецкого, были «настоящим удовольствием». Блестящий полемист, Вацлав Вацлавович, умело приводя доводы Ленина, энергично доказывал необходимость отказаться от тактики бойкота Думы, разъяснял позицию большевиков, ее отличие от меньшевистской тактики.
С острой критикой меньшевистского Центрального Комитета РСДРП в связи с циркуляром ЦК, запрещавшим критиковать меньшевистское руководство, на съезде выступил Феликс Дзержинский.
Все решения съезда исходили из перспективы дальнейшего развития революции. Участники съезда отвергли путь приспособления к политике контрреволюционной буржуазии, по которому шли меньшевики, и путь «левого» анархизма. Результатом обсуждения общепартийных дел на съезде была единодушная резолюция с требованием экстренного общероссийского съезда партии. После это же требование выдвинули местные организации Социал-демократии Польши и Литвы.
Основные решения и резолюции V съезда СДКПиЛ были перепечатаны большевистской газетой «Эхо», выходившей в Петербурге под редакцией В. И. Ленина (43).
На стороне большевиков
Феликс Эдмундович, который уже с конца 1903 года был идеологически близок к большевизму, после съезда горячо отстаивает тактику большевиков, активно выступает против меньшевистских лидеров. Участвуя от Главного правления СДКПиЛ в районной конференции в Ченстохове, он критикует тактику меньшевиков по коренным вопросам революции.
В начале августа Феликс Эдмундович приехал в Петербург для участия в заседаниях ЦК от редакции центрального органа партии. Здесь он пробыл два месяца — август и сентябрь 1906 года. Работа его в Петербурге — яркий пример близости польских социал-демократов к большевикам, их преданности принципам революционной социал-демократии.
На заседаниях ЦК РСДРП Дзержинский резко критиковал Аксельрода, Дана, Мартынова и других лидеров меньшевизма. Несколько раз ему пришлось участвовать в заседаниях большевиков — членов Центрального Комитета. Феликс Эдмундович поддержал заявление большевиков— членов ЦК Максимова (А. А. Богданова), Зимина (Л. Б. Красина) и Строева (В. А. Десиицкого), осудивших думскую тактику ЦК. Он всячески поддерживал выступления большевистских представителей в ЦК, требовавших созыва партийного съезда, и сам выдвигал это требование в ЦК РСДРП. В письмах Главному правлению Феликс Эдмундович настаивал, чтобы оно потребовало от ЦК скорейшего созыва съезда или в крайнем случае расширенной конференции, и сообщал, что большевики поставят это требование в ЦК и что он их поддержит.
«Если ЦК не согласится,— писал Дзержинский,— то большевики хотят, чтобы Петербургский или Московский комитет решил призвать все организации к устройству плебисцита по вопросу о съезде. Тогда и нам нужно будет их поддержать» (44).
Письма, посланные Феллксом Эдмундовичем из Петербурга в Главное правление, дают ясное представление об обстановке острой борьбы в партии, о ликвидаторской позиции меньшевиков. В одном из писем (7 сентября 1906 года) Феликс Эдмундович сообщает о столкновении с П. Б. Аксельродом и другими меньшевиками, выдвинувшими уже в это время идею «рабочего съезда», то есть, по существу, идею ликвидации революционной марксистской партии.
Действия Аксельрода, начавшего без каких-либо решений партии широкую агитацию в пользу «рабочего съезда», глубоко возмущают Дзержинского. Пишет он и о жарких боях с меньшевиками в связи с их нежеланием согласиться на скорейший созыв партийного съезда.
«Как видите, воюю,— заканчивает свое письмо Феликс Эдмундович,— вношу предложения, но большой ли из этого «толк» —сомневаюсь... Большевики говорят, что мое пребывание здесь полезно, что в результате этой борьбы ЦК с нами больше считается и вследствие моего «неистовства» меньшевики менее уверены в себе. Пока кончаю. Хожу на большевистские собрания — о них напишу отдельно» (45).
Из Петербурга отправляется в Польшу большевистская литература, в частности 300 экземпляров брошюры В. И. Ленина «Роспуск Думы и задачи пролетариата».
В письме Главному правлению Феликс Эдмундович просит срочно прислать ему адреса «для писем и книг, легальных и нелегальных, и для прокламаций» (46).
В это время, судя по воспоминаниям Надежды Константиновны Крупской, Феликс Эдмундович виделся с Владимиром Ильичей. (. Помню, раз увидали на улице Юзефа (Дзержинского),— пишет Н. К. Крупская,— остановили извозчика и пригласили его с собой. Он сел на облучок. Ильич все беспокоился, что ему неудобно сидеть, а он смеялся, рассказывал, что вырос в деревне и на облучке саней-то уж ездить умеет» (47).
Встречал Феликс Эдмундович В. И. Ленина и на квартире Менжинских.
«Сидели в квартире Менжинских. Вера Рудольфовна и Людмила Рудольфовна Менжинские жили в то время в очень удобной, отдельной квартире. К ним часто приходили товарищи. Постоянно у них бывали тт. Рожков, Юзеф, Гольденберг» (48),— писала Н. К. Крупская.
Провалы социал-демократических организаций и аресты ее деятелей в Польше значительно ослабили работу в массах. В октябре 1906 года Юзеф возвратился в Варшаву. Налаживал связь с промышленными районами, руководил подготовкой избирательной кампании по выборам во II Государственную думу.
В начале ноября 1906 года в Таммерфорсе (Финляндия) состоялась Вторая конференция РСДРП (Первая Всероссийская), созыва которой, как преддверия к V съезду РСДРП, добивались вместе с большевиками польские и литовские социал-демократы. На этой конференции большевики, латыши и поляки, по словам В. И. Ленина, противопоставили меньшевистской резолюции, позорной тактике блоков с кадетами, с монархистской буржуазией «свою платформу, свои лозунги, свою тактику избирательной кампании» (49).
Адольф Барский и Феликс Дзержинский, принимая активное участие в работах конференции, во всем поддерживали В. И. Ленина, большевиков. Они подписали ленинскую платформу, противопоставленную платформе меньшевиков и бундовцев. Дзержинский выдвинутую меньшевиками и бундовцами оппортунистическую тактику блока с кадетами назвал «проявлением зубатовщины» (50). По окончании работы конференции он вернулся в Варшаву.
Революция постепенно шла на убыль. Однако борьба продолжалась до середины 1907 года, несмотря на жесточайшие репрессии, которые обрушило царское правительство на революционеров.
Новый арест и заточение
В декабре 1906 года в Варшаве Феликс Эдмундович должен был участвовать в нелегальном собрании по вопросу о выборах во II Государственную думу. Это собрание провалилось, и на квартире одного из его участников — Ю. Красного — на Слизкой улице .Феликса Эдмундовича в один из дней рождества — 13(26) декабря — арестовали.
Всего было тогда арестовано около сорока человек.
— У меня на квартире была устроена засада,— вспоминал Красный.— Среди партийцев были арестованы тт. Домский, сестра Ледера и Дзержинский, вернувшийся за три дня до того из Лодзи, куда ездил в связи с развертывавшимся грандиозным локаутом текстильщиков. На руках у него был им же написанный доклад о локауте и делах в Лодзи. Этого документа потом в деле и на суде не оказалось. Об этом позаботились товарищи по партии, подкупив полицейского служащего, изъявшего «улики» из
дела (51).
Снова неволя, снова тюрьма, на этот раз варшавская «Ратуша». Камеры не убирались годами: смрад и нестерпимая вонь, черная от пыли и копоти паутина, обилие мышей и крыс, мириады клопов. На нарах, рассчитанных на десять человек, размещалось свыше шестидесяти. Ложились и спали попеременно. Тот, кто ночевал сидя на параше, считал себя счастливцем, так как спать на полу было невозможно из-за насекомых и грязи.
Грязь в камере, куда посадили Дзержинского, по словам Красного, можно было сгребать лопатой. Феликс Эдмундович сразу же стал хлопотать насчет уборки помещения. Потребовал горячую воду, щетки, тряпки. Затем он снял лишнюю одежду, завернул штаны до колен, снял обувь, пошел за водой. Через несколько часов вся камера была вымыта начисто — пол, двери, стены, окна... Дзержинский работал так, как будто это мытье было важнейшим партийным делом. Товарищи по заключению были Удивлены не только его энергией в этой работе, но и той простотой, с которой он работал за себя и других (52).
Феликс Эдмундович, конечно, не догадывался, что в одной из зловонных камер «Ратуши», в этом аду, на первом этаже, в тот момент сидела Софья Сигизмундовна. В отличие от политзаключенных-мужчин, содержавшихся раздельно от уголовных преступников, женщины в «Ратуше» сидели в одних камерах с уголовницами и проститутками... С. С. Дзержинская просидела тогда в «Ратуше» недолгое время. В своих воспоминаниях она упоминает начальника тюрьмы — «жирную свинью, невероятного взяточника и негодяя» Куракина, с которым у заключенных были постоянные стычки...
В варшавской «Ратуше» Дзержинский сносится с товарищами в другой камере по «беспроволочному телеграфу», то есть путем перестукивания, ходит за кипятком и по пути в хлебных шариках посылает узникам камер первого этажа «грыпсы» — маленькие записочки, ободрявшие и призывавшие к стойкости.
В неопубликованном письме Ф. Э. Дзержинского' к одной из заключенных в этой же тюрьме есть такие строки: «Я, бездомный странник, так хотел бы, чтобы Вы прошли путь своей жизни, видя великий смысл жизни, понимая жизнь каждого, любя жизнь и людей, и солнце, и небо, и цветы» (53).
На допросе Дзержинский назвал себя Романом Карловичем Рацишевским, категорически отказавшись давать показания.
Только неопровержимые улики вынудили его лишь через месяц назвать свою фамилию, но от показаний он по-прежнему отказывался. Тогда жандармы (в марте 1907 года) вызвали брата Феликса Эдмундовича Игнатия и, предъявив ему фотографическую карточку Ф. Э. Дзержинского, потребовали, чтобы тот рассказал о его «преступной» деятельности. Но и этот прием не дал ожидаемых результатов.
Из варшавской «Ратуши» Ф. Э. Дзержинского перевели в следственную тюрьму «Павиак».
Медленно тянулись месяцы тюремной жизни, но неутомимый революционер и здесь находил себе дело, поглощавшее все его время. Создали своеобразную школу, разделенную на 8—10 групп. Юзеф подбирает «лекторов», ревностно следит за «расписанием занятий» и целыми днями с тетрадкой в руках возится со своими «учащимися», называя себя в шутку «инспектором», а кроме того, ведет пропагандистскую работу среди товарищей. Как пишет Красный, занимались в школе всем, начиная с азбуки и кончая марксистской теорией.
И в тюрьме не прекращаются споры с оппортунистами. Ведутся они «вне всякого регламента», главная их тема — Декабрьское вооруженное восстание в Москве. Вслед за Плехановым его сторонники повторяют его слова: «Не надо было браться за оружие». Феликс Э'дмундович вскрывает фальшь их фразеологии, он глубоко убежден и убеждает товарищей, что только в действии, в вооруженной борьбе рабочий класс приблизится к победе.
В то время, когда Дзержинский находился в тюрьме, в Лондоне проходил V съезд партии (май — июнь 1907 г.). 336 делегатов съезда представляли 147 тысяч членов партии, в том числе 25 тысяч польских социал-демократов.
Комитеты РСДРП крупных промышленных центров страны послали на съезд главным образом большевиков. Меньшевики представляли преимущественно ремесленные и крестьянские районы и на съезде были в меньшинстве.
Польские социал-демократы поддерживали В. И. Ленина, большевиков, хотя иногда колебались.
По всем важнейшим вопросам съезд принял большевистские решения, определившие на длительное время политику партии. Полный провал потерпела меньшевистская идея так называемого «рабочего съезда». Против нее вместе с большевиками выступили польские социал-демократы во главе с Розой Люксембург и латышские социал-демократы.
Сторонники ленинской линии получили большинство и в составе ЦК. В Центральный Комитет избран был также заочно Феликс Эдмундович Дзержинский.
Департамент полиции в секретном циркуляре сообщал начальникам охранных отделений, что избранный в ЦК «Доманский Юзеф содержится в варшавской тюрьме» (54).
В связи с тем, что при аресте у Ф. Э. Дзержинского были отобраны документы, подтверждавшие его активную РОЛЬ в лодзинских событиях, ему грозила каторга.
После освобождения
Пользуясь царившей тогда в жандармском управлении суматохой из-за мно
жества дел, товарищи по партии добились освобождения
Феликса Эдмупдовича 22 мая (4 июня) 1907 года под де
нежный залог в тысячу рублей. Деньги были внесены че
рез его брата Игнатия Дзержинского.
На следующий день к мрачным стенам «Павяака» подошел человек и в течение часа через решетку беседовал с заключенными и теми, кто пришел к ним на свидание. Это был Ф. Э. Дзержинский.
«Я уже вышел из «гостеприимного дома», что меня очень радует. Собираюсь поехать теперь в деревню отдохнуть...» (55) —писал он 30 мая (12 июня) 1907 года.
После короткого отдыха у брата в Люблинской губернии, в деревне, он продолжал революционную работу.
В июле 1907 года Феликс Эдмундович участвовал в работах состоявшейся в финском городе Котке Общероссийской конференции РСДРП. Конференция обсудила тактику партии в связи с разгоном II Государственной думы и созывом III Думы и приняла ленинскую антибойкоти-стскую резолюцию.
На Четвертой конференции РСДРП, состоявшейся 5—12 (18—25) ноября 1907 года в Гельсингфорсе, на которой В. И. Ленин обосновал большевистскую тактику в условиях наступившей реакции, Ф. Э. Дзержинский вместе с другими представителями польской социал-демократии, как и прежде, поддерживал Ленина, большевиков.
Участница этой конференции Ц. С. Зеликсон (Бобров-ская) вспоминала, что Феликс Эдмундович страстно защищал ленинскую точку зрения по всем обсуждавшимся на конференции вопросам, резко критикуя меньшевиков.
Польский социал-демократ Станислав Бобинский не раз слышал от Феликса Эдмундовича «страстную защиту большевизма»; он утверждал, что внутри Главного правления «уже тогда Юзефа считали ленинцем».
В конце декабря 1907 года В. И. Ленин приехал в Женеву. Здесь, вспоминала Надежда Константиновна Крупская, он с большим нетерпением ожидал вестей от Юзефа.
Примечания и сноски:
1) 1 Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 46.
2) В. И. Ленин. Соч., т. 9, стр. 178.
3) В. И. Ленин. Соч., т. 10, стр. 314.
4) И. Ленин. Соч., т. 25, стр. 294.
5) Там же.
6) Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 50— 51, 66.
7) В партийной подпольной переписке по конспиративным соображениям применялись условные выражения, понятные лишь нескольким партийным работникам или только автору письма и адресату. Подпольную типографию обыкновенно партийные товарищи в переписке называли Антоном. Слова «Для Антона имеется очень подходящая служба» означали наличие подходящих условий для организации нелегальной типографии. Бомбы именовали апельсинами и т. д.
8) Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр 66
9) Там же, стр. 67.
10) Там же, стр. 70.
11) Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 66—67.
12) С. С. Дзержинская (род. в 1882 г.) — член КПСС с 1905 г. (партийные клички—Чарна, Черная, Богдана, Ванда). За активное участие в революционном движении неоднократно арестовывалась, была приговорена к лишению всех прав состояния и к ссылке на вечное поселение в Сибири. Совершив в 1912 г. побег из села Орлинги, Иркутской губернии, и эмигрировав за границу, она работала секретарем бюро заграничных секций СДКПиЛ, секретарем эмигрантских касс в Швейцарии; в 1918 г.— в советской миссии в Швейцарии, в Берне.
В начале 1919 г. ей вместе с сыном удалось уехать из-за границы. В СССР вела партийную и советскую, агитационно-пропагандистскую работу. Много работала по изданию польских переводов Сочинений В. И. Ленина и других марксистских изданий.
Ныне Софья Сигизмундовна Дзержинская — персональный пенсионер, продолжает активную общественную деятельность
13) См С. Дзержинская. В годы великих боев. М., 1964, стр. 21, 22, 24, 25, 26, 27. .
14) См С. Дзержинская. В годы великих боев. М., 1964, стр. 21, 22, 24, 25, 26, 27. .
15) «Курьер варшавский» — буржуазная ежедневная газета. «Гонец» — ежедневная газета, орган «Национальной демократии» — реакционной, шовинистической партии польской буржуазии; выходила в Варшаве. «Торговая газета» — либеральный орган еврейского купечества, издавалась на польском языке.
16) В состав первой военно-революционной организации в Варшаве от РСДРП входили Антонов-Овсеенко (ее основатель) и Багоцкий — студент, впоследствии врач, представитель Красного Креста СССР в Швейцарии.
17) Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 56 з
18) Там же, стр. 55, 56.
19) Ф.Н. Петров. 65 лет в рядах ленинской партии. 1962, стр. 36.
20) Исторический архив, 1955, № 4, стр. 93—94.
21) Название текстильного центра Англии
22) _ «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», изд. 7, ч. I. Госполитиздат, 1954, стр. 84.
23) В. И. Ленин. Соч., т. 10, стр. 310—311
24) Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 97.
25) См. Ф. Кон. Феликс Эдмундович Дзержинский. М., 1939, Стр. 34,
26) Ф . Э. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 92.
27) «Пролетарская революция», 1926, № 9(56), стр. 37.
28) ЦПА НМЛ, ф. 76, оп. 2, ед. хр. 79. Воспоминания Мошинского-Конарского, л. 31—32.
29) См. Феликс Дзержинский. Дневник. Письма к родным, стр. 161, 167.
30) Там же, стр. 168.
31) В. И. Ленин. Соч., т. 12, стр. 2.
32) См. «3 поля вальки1», 1934, № 16, стр. 120.
33) Члены реакционной партии польской буржуазии «Национальная демократия»
34) Ныне завод имени Ф. Э. Дзержинского
35) Я. Ганецкий. Феликс Дзержинский, стр. 29.
36) «Четвертый (Объединительный) съезд РСДРП». Протоколы.
М-, 1959, стр. 344.
37) См. там же, стр. 409
38) В. И. Ленин, Соч., т. 13, стр. 60
39) «Исторический архив», 1957, № 3, стр. 123—124.
40) См. «Исторический архив», 1957, № 3, стр. 123.
41) Там же, стр. 119, 120.
42) «Из истории польского рабочего движения». М., 1962,
стр. 73.
43) См. «Из истории польского рабочего движения», стр. 74—77.
44) Ф. 9. Дзержинский. Избранные произведения, т. 1, стр. 119.
45) Там же, стр. 126.
46) Там же, стр. 119.
47) Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине. М., 1957, стр. 117.
48) Там же, стр. 122.
49) В. И. Ленин. Соч., т. 14, стр. 127.
50) «Из истории польского рабочего движения», стр. 90
51) См. «Каторга и ссылка», 1926, № 6(27), стр. 192—193,
52) См. там же, стр. 195.
53) ЦПА НМЛ, ф. 76, оп. 2, ед. хр. 79. Воспоминание И. Семковской, л. 4—5.
54) ЦПА НМЛ, ф. 76, оп. 2, ед. хр. 64.
55) Феликс Дзержинский. Дневник. Письма к родным, стр. 172.